так прогнать неуместные воспоминания было бы проще. И очень старалась, чтобы диминуэндо её настроения не отразилось на её лице, – но, судя по тому, как Аларена осеклась, его всё равно заметили.

– Впрочем, не буду вас задерживать, – невпопад закончила девушка, отступая в сторону. – Вы ведь сюда не ради меня пришли.

– Если сейчас вернёшься за стол, ещё успеешь к мороженому, – ласково посоветовал Дэйлион.

Чмокнув убийцу в щёку, как чмокает всякого любимого отца всякая любящая дочь, Аларена прошуршала мимо них, подметая мрамор синим бархатом шлейфа.

Не угадала, девочка, подумала Ева, провожая её взглядом. Поймав себя на этой мысли, с усталым удивлением поняла: только что она смотрела на свою ровесницу, как на кого-то много младше.

Убийство – очень эффективный способ взросления.

– Я в жизни всякого повидал, лиоретта, – сказал Дэйлион, когда их уже никто не мог услышать. – На моей памяти пролилось слишком много крови, чтобы я позволил своей дочери увидеть хоть малую её толику. Она не должна жить в мире, который готовила для неё Айрес тирин Тибель. Не должна жить в мире, где её дорогой папа – убийца. – Он неторопливо повёл Еву к пруду, зеркалом черневшему в обрамлении гранитных берегов. – Можете не волноваться: у меня много своих секретов, в разглашении которых я совсем не заинтересован. Если ваш жених и правда тот, о ком пророчила Лоурэн, я последний, кого ему стоит бояться… и первый, кого стоит бояться его врагам.

– Потому что ваша дочь должна жить в мире, где на троне сидит мудрый истинный король? – почти без иронии предположила Ева, очень стараясь думать исключительно о том, что слышит и говорит сейчас.

– Миракл – многообещающий парнишка. Лишний раз на рожон не полезет, но своего не упустит. Арена, знаете ли, многое показывает.

Мимо прошёл рыжеволосый мужчина в зелёном мундире капитана городской стражи. Встретившись с Евой беглым взглядом, он уважительно склонил голову – и, застыв над водной гладью, по которой разбегались круги от золотых рыбьих хвостов, Ева попыталась вспомнить, где видела его лицо.

…отец Бианты, рыжей девчонки из застенков Кмитсвера. Точно. После коронации Миракл незамедлительно приставил к награде тех, кто помог ему короноваться, и этого человека в том числе. Капитан отказался стрелять в безоружных горожан, бастовавших против ареста любимейшего из Тибелей, а потом не просто помог этим горожанам строить баррикады, но и поднял своих людей на подмогу. Только вот не учёл, что его дочь в тот день решит прогулять школу, и папина весточка с приказом отправиться в безопасное место её не застанет. Или не смог предположить, что люди королевы будут пытать ребёнка – просто потому, что отец этого ребёнка, судя по его подрывной деятельности, мог участвовать в заговоре и проговориться при дочери о чём-нибудь важном.

Чёрт, сегодня всё в этом грёбаном дворце напоминает о том, что она предпочла бы не вспоминать никогда! Как бы вернуться к той жизни, где в категорию «забыть на веки вечные» попадало только лицо её мёртвого брата? Или хотя бы просто к жизни…

…нет, вот об этом тоже лучше не вспоминать.

– Спроси, – очень вовремя и очень вкрадчиво пропело в ушах. – Пока есть возможность.

Рука в белой перчатке почти непроизвольно выскользнула из-под руки в чёрной.

Сделав вид, что её крайне заинтересовали обитатели пруда, Ева присела на гранитный бортик:

– Что спросить? – едва шевеля губами, сквозь зубы уточнила она.

– Сама знаешь, – Мэт почти мурлыкал. – Кое-что поинтереснее трогательных баек старого волка, который очень хочет убедить тебя, что он вылез на свет в овечьей шкурке.

– От волка слышу.

– Простите? – вежливо переспросил Дэйлион.

– Нет, ничего. – Глядя, как рыбки неторопливо скользят в водном хрустале, Ева оперлась ладонью на полированный гранит. – Это я… сама с собой.

Она действительно знала. Вопрос, возникший ещё в витражной галерее, удивительно легко всплыл в памяти.

Наверное, потому, что об этом думать было не столь болезненно, сколь обо всём остальном.

– А всё-таки, – не оборачиваясь, проговорила Ева, – чисто теоретически… Если Берндетт хотел устранить конкурента, зачем было делать это кинжалом?

Краем глаза она видела, как Дэйлион подносит недокуренную сигару к губам. Не дождавшись ответа, повернула голову.

Лицо собеседника окутывала дымка, сглаживающая прорези морщин вокруг рта, и на этом лице она прочла поощрение.

– Маги располагают другими способами убийства. Куда менее заметными, – продолжила Ева, подстёгнутая выражением его глаз. – Не будь на теле Гансера ран, можно было бы сказать, что он умер, пытаясь призвать Жнеца. Подтвердило бы могущество и исключительность Берндетта, раз уж призыв удался.

– Берндетт утверждал, что когда Жнец нисходит в своего Избранника, то дарует ему неуязвимость. Лишь на время ритуала, но тем не менее. – Кончик сигары, которую Дэйлион насмешливо жевал уголком рта, выписывал в воздухе серые вензеля. – Бога, сами понимаете, убить не так просто. Ни магией, ни сталью его не взять. Даже в человеческом воплощении.

– Вам виднее.

– Однако если б я… чисто теоретически, само собой… вдруг решился напасть на Избранника в момент ритуала…

– Вы и об этом задумывались?

– Любопытная была бы задачка, только и всего. Не каждый имеет возможность прикончить бога. К счастью тир Гербеуэрта, я прагматик, а не фанатик. – Склонившись над прудом, убийца ввинтил сигару в бортик, расцвечивая тёмный гранит пепельным пятном. – Так вот вздумай я напасть на Избранника в момент ритуала, я бы сделал ставку на магическое оружие. Не на Дар – на заговоренную сталь. Не из нашего мира.

– А у Берндетта…

– Кинжал ему ковали гномы. Теперь он хранится в храме Жнеца, что воздвигли рядом с местом, где Берндетт совершил призыв. Великая реликвия, как-никак.

Ева вспомнила о Люче, ждущей чего-то в её постели. Ощутила тот же холод, что изморозью сковал душу после свидания с гномом.

…нет, они определённо слишком долго не говорили с Гербертом о ритуале. И о многом другом.

Хорошо, что ещё не поздно.

Глава 18

Lamentoso[24]

– Держалась молодцом, – сказала Мирана Тибель, когда в конце бесконечно долгого вечера они с Евой наконец остались вдвоём.

В гостиной дома, где мать Миракла провела своё девичество и куда вернулась после смерти мужа, было тихо и тепло. Комната поразительно напоминала свою хозяйку – в светлых тонах, строгая, но приветливая. Аскетизм обстановки разбавляли уютные мелочи вроде сухих цветов в пёстрой вазе и плетёного коврика у камина, на котором сейчас мирно сопел маленький дракончик.

– Спасибо, – серьёзно поблагодарила Ева.

– Я думала, будет хуже.

Ева не обиделась на небрежную усталость в голосе.