— Как видишь, — проговорил он, любуясь ею. — А что может со мной случиться?

— Пойдём скорее! — Она взяла за руку, потянула к двери. — Только тихо! Больные спят!

В медицинском кабинете горела настольная лампа. Надежда Васильевна убирала со старого кожаного дивана постель.

— Мама, иди домой и спи! — приказала Ольга. — Видишь, всё в порядке…

— Да я уж теперь не усну, — проговорила она озабоченно.

Не хотела оставлять одних!

— Мама, иди! — Ольга отобрала у неё простыню, сложила постель на край дивана. — Время ещё — четыре!

Надежда Васильевна набросила фуфайку на плечи и нехотя удалилась. Ольга усадила Русинова на диван.

— Так! — Она задумалась, потёрла лоб. — Что будем делать? С тобой на самом деле всё в порядке?

— Если не считать это, — он показал ладони — кожу стянуло и разгибать пальцы было больно. Ольга мельком глянула на руки:

— Это ерунда! А что сделал?

— Ожог второй степени! Кипяток…

— Потом смажу — заживёт, — оборвала она. — Давай решим, что делать. На несколько дней тебя нужно спрятать!

— Почему бы не на всю жизнь? — спросил Русинов.

— Ну, если у тебя сохранилось чувство юмора — жить будешь, — проговорила Ольга. — Только сейчас не до шуток.

— Тогда объясни, что тут стряслось? Почему меня бросились искать? Даже на вертолёте…

Она присела рядом, внимательно посмотрела ему в глаза — ставила диагноз. И начала рассказывать такое, что стало не до шуток.

Три дня назад, как раз после той ночи, когда Русинов вырвался из Кошгары, участковый получил телефонограмму — арестовать его и препроводить в Чердынь. Предупреждали, что Русинов вооружён и может оказать сопротивление. Ордер на арест был выписан старшим следователем Чердынской прокуратуры Шишовым. Ольга сама принимала эту телефонограмму, а передавал её начальник отдела милиции, которого она хорошо знала. Отец был на выезде и вернулся под вечер. Ольга решила не отдавать ему телефонограмму в этот день, потому что не знала, как убедить отца, что арест Русинова — недоразумение. Но утром начальник милиции позвонил ему сам, и отец неожиданно сильно разозлился на Ольгу из-за этой телефонограммы, хотя раньше много раз случалось, что она просто забывала передавать ему телефонные распоряжения начальника. Он кричал, что на его участке болтается ещё один псих, только теперь вооружённый маньяк, и что ему хватило бы одного Зямщица, а ты де, мол, говоришь мне о каком-то недоразумении. Отец тут же взял на помощь двух егерей с оружием и выехал в Кошгару. Назад они вернулись ночью и притащили машину Русинова. Наутро прилетел вертолёт с ОМОНом, прихватил с собой отца, и теперь они, наверное, перекрыли все дороги в горах и прочёсывают окрестности Кошгары.

Выходило, что его уже объявили сумасшедшим, да ещё буйным, вооружённым, и теперь открыли охоту. Но что-то тут было не так! Если инициатива ареста исходила не от участкового, а от какого-то Шишова из Чердыни, значит, к этому была причастна Служба. Откуда следователю знать, в каком конкретно районе находится автотурист Русинов? И, видимо, тут совпали интересы хранителей и Службы: тем и другим потребовалось немедленно убрать вредный «объект» из региона. С хранителями всё было ясно: Русинов им мешал. Но с какой стати Служба вдруг решила избавиться от него? Должны ведь радоваться, что он бродит по горам, а они вычерчивают его маршрут и тем самым получают информацию для «Валькирии» и Савельева. Неужели они поняли, что исчезновение Русинова из эфира — это знак его выхода из-под контроля: научился управлять радиомаяком? Но если его сейчас объявить маньяком, вооружённым бандитом, значит, лишиться всякой информации от Мамонта. Да они беречь его должны! Холить и лелеять! Изменилась обстановка? Нашли другой, более выгодный «объект»? Не может быть! Что же они там придумали, объявляя его вне закона? И папочка Ольги хорош: небось целое войско Паши Зайцева терпит у себя под боком, а Русинова с игрушечным карабином готов ночами искать?! Немедленно выключить радиомаяк!!

— Я сейчас приду! — Он сорвался с дивана.

— Одного не пущу! Куда ты? — Она схватила за руки.

— «Шпиона» выключить! Помнишь радиомаяк? Чёрная такая штука? Сейчас они будут здесь, если засекли!

— Пошли вместе!

Они добежали до машины. Русинов схватил радиомаяк, запечатал его в свинец — будто мину обезвредил. Но, наверное, уже поздно! Если задействована Служба — сигнал запеленговали! Передадут тем, кто ловит его возле Кошгары, и они нагрянут в Гадью… Лучше бы выбросил! А то поиграть с огнём вздумал! Вот и доигрался… Он поделился своими соображениями с Ольгой. И зря — напугал её ещё больше.

— Тебе здесь оставаться нельзя! Пока никто не видел — надо уходить. Через час люди проснутся…

— Меня уже видели! — признался Русинов.

— Кто?!

— Виталий Раздрогин… Один мой знакомый.

— Кто это?

— Ты знаешь… Правда, его теперь зовут Сергей Викторович Доватор. Он полчаса назад со своим товарищем выехал на «жигулёнке» с вашего двора.

— Вы что, знакомы с ним?! — поразилась Ольга.

— К несчастью, — усмехнулся Русинов. — А может, и к счастью… Посмотрим.

— Сергей Викторович не выдаст! — заверила она. — Он сам — мафия. К тому же уехал! Если на «Жигулях», значит, домой.

— Выдаст, Оля, — вздохнул Русинов. — Обязательно выдаст.

— Ладно, не будем гадать! — отрезала Ольга. — Предупрежу маму, и убегаем! А «шпиона» дай мне!

Через несколько минут они уже бежали вдоль огородов.

Ольга повела его не по улице, а задами, по песчаной и какой-то очень приятной дороге. Утро занималось над посёлком, роса блестела, картошка цвела, и лес на склоне был тихий, чуть подсвеченный заревом из-за хребта. И было так хорошо бежать с ней, что близкая опасность казалась несерьёзной, какой-то игрушечной. Ему даже не хотелось спрашивать, куда они бегут, к кому, надёжно ли там, можно ли в случае чего незаметно уйти в горы. Вот бы каждое утро бегать с ней по этой чистой, приятной дороге!

В конце посёлка они перелезли через изгородь и пошли по широкому скошенному залогу вдоль картошки. У огородной калитки Ольга попросила подождать, а сама взбежала на крылечко с застеклёнными верандами по обе стороны и постучала. Дворик был чистенький, ухоженный и кругом цвели цветы на клумбах. Если точнее, двор больше походил на одну большую клумбу с узкой дорожкой к калитке.

Видимо, из-за двери спросили, кто пришёл.

— Это я, Любовь Николаевна! — отозвалась Ольга. Белая стеклянная дверь отворилась. Ольга скрылась за нею минут на пять, затем вышла из дома, взяла Русинова за руку и отвела за стену игрушечной летней кухни.

— Значит, так, — стала она инструктировать. — Ты мой жених, приехал ко мне из Москвы. Но папа против тебя, понял?