* * *

Когда следовало доставить важное послание из Обравича в Сеньян, двор посылал двух курьеров, с интервалом в два дня, для надежности.

Одинаковые письма, которые пришли той весной (второе через день после первого, как оказалось), были действительно важными. Их можно было также назвать смертоносными.

Ни разу в Сеньяне — на собрании в святилище, или во время частной беседы, в таверне или дома, на улице или у моря — ни один человек ни слова не сказал о возможности не подчиниться приказу.

Сеньян оставался таким, каким всегда себя считал. В душе они были навечно преданными богу воинами. Лишения и смерть всегда присутствовали в их жизни, всегда были близко. Они презирали и то и другое.

Если тебя призывают на войну во имя Джада, как бы далеко ни пришлось идти, какими бы враждебными ни были земли, лежащие по пути туда, ты идешь на войну.

Они уже делали это раньше. Они умирали раньше, на стенах Сарантия. Все герои Сеньяна, которые находились там, погибли за последнего императора Сарантия. Ни один не вернулся домой, даже мертвым, чтобы его можно было похоронить. В Сеньяне хорошо знали, что такое сражаться с неверными, — это знание было оплачено кровью и горем. Когда пришел призыв от императора, в городе было меньше трехсот пиратов. После прорыва блокады серессцев они отправили отряды вдоль побережья и, что было большим риском, на противоположный берег узкого моря вдоль другого побережья. И так как это было весной, две большие группы отправились через перевал к деревням османов. Пленные на продажу или ради выкупа, быки, овцы и козы — вот обычная добыча этих набегов, если судьба к ним благосклонна.

Это другое дело. Просьба императора, скрепленная печатью, отправить сотню воинов через земли, которые контролируют ашариты, до самой крепости Воберг, чтобы оборонять ее. Предполагалось, что они сумеют попасть туда, хотя война тоже двигалась в ту сторону. Это значило гораздо больше, чем сражаться с бандами и передовыми отрядами хаджуков. Им предстояло сражаться с вторгшейся армией калифа, численностью в сорок тысяч человек, возможно, и больше. Им придется опередить эту армию и раньше нее попасть в крепость, — потом войти внутрь и оказаться там в осаде.

А потом, если они выстоят, если смогут заставить врага отступить в конце лета, это значило проделать весь путь обратно, через те же труднопроходимые опасные земли.

Это также значило оставить Сеньян, и так остро нуждающийся в воинах в такое время, когда у них есть враги и на море.

Они ни минуты не колебались.

Трем капитанам поручили выбрать лучших людей из оставшихся в городе. Раненые или женатые, которые ожидали рождения ребенка, исключались. Исключение не касается тех, у кого маленькие дети; это приказ императора. Двое священников быстро вызвались отправиться в это путешествие. Еще более удивительно то, что три женщины выразили свое желание идти в поход, следуя примеру Даницы Градек, которая даже не была родом из Сеньяна, и прожила в нем совсем недолго, но ушла в море с пиратами этой весной.

Этот отряд вернулся с триумфом с дальнего края узкого моря, но один из их людей погиб, убитый ее рукой.

Она не вернулась вместе с кораблями. Она уплыла в Дубраву, чтобы просить прощения для сеньянцев за гибель серессца, которого убили на захваченном корабле. Эта смерть могла вызвать настоящие неприятности, учитывая то, что Сересса хотела их уничтожить. Хрант Бунич, предводитель того рейда, оправдал ее поступок перед Советом. Фактически, он похвалил ее. Семейство Михо придерживалось другого мнения, как и следовало ожидать, так как она убила одного из их родственников.

Люди спорили. В городе возникло напряжение. К пустому дому ее семьи приставили сторожа. Одного из Михо подвергли порке за то, что он в темноте пришел к дому с факелом. Ему пригрозили высылкой, если такое повторится еще раз.

Интересно, что предложение женщин, которые вызвались отправиться на север и сражаться, вызвало споры. Даже высказывались предположения, что это еще больше подчеркнет смелость и жестокость Сеньяна, если они это сделают.

В конце концов, священники одержали верх, и предложение отклонили, хоть и выразили им уважение. Старейшина клана Михо отпустил несколько замечаний насчет того, что нельзя позволять девушке Градек служить примером для добрых женщин Сеньяна. На это Хрант Бунич дал резкий ответ, и был даже момент, когда казалось, что может начаться драка. Но она не началась. Им надо было сражаться с османами, по приказу императора Родольфо, помазанника Джада в Обравиче.

Через три дня сотня воинов выступила в поход. Время имело большое значение. Накануне вечером состоялась церемония при свечах в большем из их двух святилищ (собственно говоря, не таком уж большом).

Самому младшему из этого войска было четырнадцать лет. Самому старшему, Тияну Любичу, было шестьдесят, по его подсчетам, если ему не изменяла память. Младший, мальчишка Павлич, бегал быстрее всех в городе; Любич лучше всех предсказывал погоду и выбирал, какой дорогой идти.

До Воберга путь был долгим. Об этом отряде еще долго потом слагали песни и легенды — большинство людей не удостаиваются такой чести после смерти.

Храбрость не бывает настоящей, если нет риска, ожидаемого или реального. В этом случае риск был и ожидаемым, и реальным. Они понимали, слушая присланное им письмо, что выполнение просьбы-приказа императора смертельно опасно, и все равно выступили в поход. Пуская жадный, лживый, слабый мир берет пример с Сеньяна.

* * *

В начале той весны, вскоре после отъезда из Дубравы с компанией купцов, направляющихся в Ашариас в год войны, художник Перо Виллани начал кое-что понимать о Данице Градек.

Официально она поехала с ними в качестве одного из телохранителей, работающих на семью Дживо, но в действительности она поехала потому, что хотела убивать ашаритов.

Ему нравилась эта женщина с Сеньяна, но он вел себя осторожно. Она его восхищала. Он знал, что Леонора относится к ней с таким же восхищением, даже еще большим. У него не было ощущения, что он понимает Даницу. Ему не с кем было обсудить свои мысли по поводу ее душевного состояния, но он чувствовал, что это важно, или может быть важным.

Они пустились в путь в то же самое время, когда, вероятно, армии Ашара выступили в поход. Караван купцов должен был находиться южнее маршрута ашаритских войск, движущихся к крепостям империи. Его в этом заверили. У них имелись документы, которые они могли предъявлять, и средства на взятки. Сересса не воевала с османами, а Дубрава была городом-государством, который платил им дань и пользовался их благосклонностью.

А художник, путешествующий с этим отрядом, имел соответствующие бумаги и ехал из Серессы по особой просьбе калифа, который пожелал, чтобы его портрет был написан в западном стиле.

Каравану можно было не опасаться военных — путешественникам грозили только обычные, очевидные опасности в дороге: дикие звери, плохая еда, погода, разбойники, болезни. Любой попавшийся им навстречу чиновник должен был, как ожидалось, скорее помочь, чем помешать им, — хотя чиновникам всегда надо было давать взятки. Марин Дживо, который возглавлял отряд, уже раньше путешествовал по этому маршруту.