Дамаз гадал, был ли его отец крупным мужчиной, или брат, которого он тоже теперь вспомнил. Похож ли он на них? Или станет похожим, позднее? В памяти он не мог отыскать их образы. Помнил только, что они были, когда он был маленьким. И мать, и сестра со светлыми волосами. Там был еще один мужчина, постарше. Его дед? Вероятно. Он был так мал, когда его забрали. Кто-то оторвал его от земли, унес его прочь.

Он бы хотел, чтобы его больше радовало то, что произошло этой весной. Он должен радоваться, твердил он себе. На что еще ему надеяться, кроме продвижения по службе, похода на войну, победы на поле боя? Джанни первыми получали награду, когда делили добычу, даже раньше кавалеристов в алых седлах. Необычайно ценная привилегия. Можно добиться больших успехов в любимой пехоте калифа. И в конце концов оказаться в дворцовом комплексе в Ашариасе, или выйти в отставку и поселиться в сельской местности, получив хороший надел земли. У тебя будут слуги, фермеры-арендаторы, овцы, рабы. Жена. Можно получить право собирать налоги в своем округе и от этого по-настоящему разбогатеть.

Можно ли представить себе лучшую жизнь?

Его могли кастрировать, когда взяли в плен ребенком.

Кочы мог убить его там, в лагере.

Сегодня ночью опять шел дождь. Дамаз слушал, как он стучит по крыше палатки. В ней вместе с ним ночевало еще три человека. Они ветераны, они спали. Ему тоже следовало спать. Дождь означал, что утром им придется помогать быкам тащить пушки. Третий день подряд. Чем дальше они шли, тем хуже становились дороги.

Ночные мысли не идут на пользу. Ты загоняешь воспоминания в темные уголки, или пытаешься это сделать, или пытаешься этого не делать. Он знал, что приближается к тем местам, где родился, хоть и не имел ясного представления о том, где стояла их деревня, и не помнил, как она называлась. Она находилась на западе от крепостей. Далеко на западе. «И южнее», — думал он, но не был в этом уверен. С другой стороны, теперь он знал, как звали его самого когда-то. Он вспомнил.

Он не хотел вспоминать. Нет ничего хорошего в том, чтобы тянуться назад, в то время, когда он был маленьким, до того, как те руки подняли его на коня в темноте. Слово «Невен» ни о чем ему не говорило. Это было всего лишь имя.

Он чувствовал себя растерянным. Интересно, поможет ли ему сражение, может быть, ему просто необходимо время, чтобы привыкнуть к этим переменам. Может быть, это настроение просто пройдет.

Утром дождь прекратился, но идущая на северо-запад колея (здесь ее едва ли можно назвать дорогой) превратилась в засасывающее, вязкое болото под холодным серым небом. Однако Дамаза освободили от обязанностей вытаскивать пушку. Поступили новые приказы.

Пятьдесят человек, половина из них всадники, вторая половина — Джанни, должны прекратить движение на соединение с остальной армией и отклониться в сторону, чтобы кое-кого прикончить.

Разбойники-джадиты много дней совершали набеги на их обоз с припасами, пускали горящие стрелы в фургоны с едой, убивали вьючных лошадей и мулов, убивали людей, а потом исчезали в туманных холмах и долинах. Эта местность подходила для такой тактики.

Охрана обоза из телег и фургонов была достаточной, чтобы защищать его, но было нечто оскорбительное, издевательское в этих налетах, и у их сердара лопнуло терпение.

Они должны были найти эту банду и уничтожить ее. Дамазу хотелось чувствовать радость, волнение. Начался новый этап его жизни в качестве взрослого мужчины, воина Ашара. Они отправились назад, на юг, пятьдесят человек.

В конце второго утра их следопыты напали на след. Поднялось солнце, подул ветерок. Дамаз действительно почувствовал себя лучше, теперь он быстро шагал за опытным командиром, а не уныло плелся рядом с пушками, не толкал и не тащил их. Они вернулись на широкую дорогу, идущую с востока на запад. Их отряд из Мулкара пересекал ее по пути на север. На этот раз они двинулись по ней на запад.

Прошлой ночью у него появилось еще одно воспоминание, новое для него. По-видимому, даже если не можешь вспомнить то, что никак не хочет вспоминаться, нельзя забыть то, что ты все же помнишь.

Его сестру звали Даница.

Дамаз давно забыл это имя, а потом, прошлой ночью, оно возникло у него в голове. И еще он теперь думал, что у его отца были рыжеватые волосы, как у него самого. Он почти видел его, если закрывал глаза.

Но зачем тебе закрывать глаза, преследуя врагов? И какая польза от таких воспоминаний? Что хорошего они могут тебе дать?

Дамаз услышал приближающийся топот копыт. Появился один из их разведчиков, галопом прискакавший обратно по дороге. Он натянул поводья, когда подъехал к голове их колонны.

— Их тридцать! — крикнул разведчик. — Не больше. И они не так далеко впереди. Мы их поймали!

* * *

— Дани, не берись за оружие! Вы — караван купцов!

— Жадек, я знаю.

— У них нет причин напасть на вас. Возможно, они даже не…

— Я знаю. Я просто готова их встретить.

— Ты не можешь быть готова! Если это армия, что ты можешь…

— Я знаю!

Он замолчал. Она ощущала его страх, хотя он бы в нем не признался и возражал бы против этого слова. Он боялся за нее, конечно, из любви к ней. Она подумала, что против этого слова он не стал бы возражать.

Даница смотрела на восток. Сегодня тучи разошлись. Середина утра, солнце достаточно высоко, и ей не надо щуриться. Она увидела всадников, быстро приближающихся к ним, около пятнадцати человек, возможно, больше. Низкорослые кони, выглядят уставшими, двигаясь по вязкой от грязи дороге. Скорость говорила о том, что они, вероятнее всего, от кого-то убегают.

— Они бегут, — произнес дед.

Она чуть снова не сказала «Я знаю», но сдержалась.

Это не ашариты, Даница хорошо их разглядела. Это не означало, что они не опасны, эти люди могли быть хуже ашаритов. Османы гарантировали их каравану безопасный проезд; а вот бандиты с юга — или из других мест — вовсе не обязаны поступать так же.

Но двадцать или около того всадников — это больше банды разбойников, и они скачут открыто, по имперской дороге, что непонятно, если только…

Она всегда отличалась хорошим зрением, поэтому увидела что-то желтое, кушак, на скачущем впереди всаднике, на крупном коне. Желтый цвет в честь бога солнца, и может быть, чего-то еще.

— О, Джад! Даница, возможно, я знаю, кто… — начал ее дед. Она услышала в его голосе удивление.

— Я это вижу. Это возможно?

— Узнаем через минуту. Не разрешай никому доставать оружие!

— Никакого оружия! — крикнула Даница. — Стойте на месте, но не бросайте им вызов!

Марин посмотрел на нее. Ее не назначали командиром телохранителей.

— Слушайтесь ее! — резко бросил он. А потом выехал вперед из круга телохранителей — четыре пеших, четыре верхом — и встал на дороге один, лицом к приближающимся всадникам.