«Это смело», — подумала она.

«Сейчас он может погибнуть», — это она тоже подумала.

Она тоже вышла вперед. Остановилась в шаге позади него, опустив руки, без оружия. Он был их лидером, она — его телохранителем. Волосы спрятаны под шляпой; на ней грубая рубаха, кожаный жилет, брюки, сапоги. Ее принимали за мужчину, если не присматривались.

Марин оглянулся. Ничего не сказал, снова повернулся лицом на восток. Даница увидела, что это действительно желтый кушак. А у мужчины, который его носил, борода была рыжая.

— Это он, — сказал дед. — Детка, я никогда не думал…

— Ты знаешь, кто это? — быстро спросила она у Марина.

— Знаю, да поможет мне Джад.

Они ждали, стоя на дороге. Собственно говоря, перегородив ее. Всадники резко натянули поводья, повинуясь знаку скачущего впереди человека. Они были заляпаны грязью, заметно уставшие, но излучали нечто такое, что можно было назвать яростью битвы. Человек впереди, на большом сером коне, был самым старшим. В его бороде не меньше седых волос, чем рыжих, заметила Даница. У него было худое лицо и худое тело.

Он смотрел на них сверху вниз, оценивая размер их отряда. И обратился к Марину Дживо:

— Ищете смерти?

— Еще пока нет, надеюсь, с благословения Джада.

— Тогда уйдите с дороги. В лес, за те хижины, — он показал рукой на север. — Велите вашим людям сидеть тихо. Молитесь. Но только молча.

— Вас преследуют?

— Нет, я просто загоняю коней ради развлечения. Да, нас преследуют. И мы здесь будем драться. Вам не повезло, вы оказались не в том месте.

— Сколько человек за вами гонится?

— Не твоя забота, купец из Дубравы. Не твоя, и не этих кравчиков-серессцев с тобой. И не этой хорошенькой девушки, твоего телохранителя.

— Мы можем сражаться вместе с вами, — сказала Даница.

— Нет! — резко крикнул внутри нее дед.

— Нет, — резко ответил мужчина на сером коне. — Слабые воины наносят больше вреда, чем приносят пользы, и это не ваша драка, с вашими подписанными пропусками с печатями.

— Она моя, — возразила Даница. — Я из Сеньяна.

Мужчина на коне посмотрел на нее. Кто-то позади него заговорил, она не расслышала слов.

— Далеко забралась от дома, — сказал человек с рыже-седой бородой.

— Мой дом сожгли хаджуки.

— Как печально. Убирайся с дороги вместе со своими купцами. Нам нужно подготовиться к тому, что мы здесь собираемся делать. Не заставляй меня повторять.

— Даница! Сделай это!

— Я знаю, кто вы, — сказал Марин Дживо. — Возможно, вы знаете моего отца.

— Надеюсь, что меня знают, — ответил всадник. — Какое мне дело до твоего отца?

— Он был одним из тех в Дубраве, кто проголосовал в вашу поддержку двадцать лет назад. Вы приезжали за деньгами после падения Сарантия, когда османы напали на вас в Тракезии. Он оказался в меньшинстве.

Холодный взгляд слегка изменился.

— Вот как? И как его звали?

— Его и сейчас зовут Андрий Дживо. Он все еще с нами, спасибо Джаду.

Всадник кивнул.

— Я его помню. А ты кто?

— Марин, его младший сын. Я тогда был ребенком. Помню, что мне было стыдно за мой город. Для меня честь встретиться с вами, Бан Раска.

— Бан? Нет, никакого титула. Я сейчас уже не правитель. Мы проиграли ту битву. Люди называют меня Скандир.

— Я это знаю, — ответил Марин. — Вы покусывали армию за пятки? Опасное дело, рискну предположить.

Мужчина на коне несколько мгновений смотрел на него прежде, чем ответить:

— Опасно? Ты знаешь, как строят дома там, откуда пришли мои люди?

— Нет.

— На сваях, высоко над землей. Туда можно войти только через люк, чтобы всякого, кто входит, можно было убить, если понадобится.

— Понимаю.

— Понимаешь, купец? Ты знаешь, что есть люди, которые десять лет не покидают святилище Джада в Тракезии, а другие люди — наши враги — разбили лагерь снаружи и живут в нем посменно, даже зимой, и убивают живущих в святилище, если те пытаются выйти? Наша месть имеет глубокие корни.

— Я об этом слышал, — ответил Марин.

— Есть долины, где мы прячемся от неверных, и черные леса, выросшие тысячу лет назад. Они еще нетронуты, как леса здесь или у вас на побережье.

Марин слегка улыбнулся.

— И в них живут древние боги и требуют крови?

— Некоторые говорят так. Я отдал свою кровь. Дубрава, возможно, этого не поймет.

Улыбка Марина погасла.

— Некоторые из нас уважают мужество. Могу я это сказать?

Человек по имени Скандир снова кивнул.

— Ты только что это сказал. А теперь уходите с дороги. Передай привет своему отцу, если вернешься домой. Можешь и не вернуться, если не уведешь свой караван.

Серессцы уже покидали дорогу. На опушке леса стояло три хижины лесорубов. Им пришлось перебраться через дренажную канаву, но через нее были переброшены дощатые мостки для телег с бревнами, а сквозь высокую траву и цветы тянулась к лесу утоптанная тропа. Даница несколько минут наблюдала за ними, потом опять повернулась к человеку на коне.

— Даница, нет. Детка, не делай этого, пожалуйста…

Не удивительно, что он понял.

Она опустилась на колени в грязь. Этот человек больше двадцати лет сражался с ашаритами на землях, которыми прежде правила его семья. Дольше, чем вся ее жизнь. И он до сих пор с ними сражается.

— Бан Раска, если вы собираетесь устроить засаду, разве вам не понадобятся лучники? Я хорошо владею луком. Это не хвастовство.

Один из всадников рассмеялся, сказал что-то другому.

Человек по имени Скандир покачал головой.

— Ты подвергаешь опасности свой караван. Ты — телохранитель, тебя наняли на это путешествие. Мы сделаем здесь все, что сумеем, а вас не должны видеть. Я был терпелив. Это мне не свойственно. Уходи. Ты подвергаешь людей опасности.

— Детка…

Даница встала. Повернулась лицом к хижинам и лесу. Они были очень далеко. Она взяла свой лук, достала из колчана стрелу, наложила ее на тетиву и выпустила по очень высокой дуге.

— Та птица на печной трубе, — сказала она, пока летела стрела.

Птица умерла. Жертва воистину глубокой как море потребности не быть в стороне, отомстить за потери. Люди с приграничных земель покрыты шрамами, они носят эти шрамы всю свою жизнь.

Человек на сером коне — еще один из людей со шрамами — посмотрел на нее, теперь задумчиво. Тот, который стоял у него за спиной, снова что-то пробормотал. Скандир поднял руку. Человек умолк.