одна справа, другая слева? Маша? Почему ты молчишь? Почему ты мне не рассказала про Лесю? Почему ты у меня не спросила? Сама себе придумала, и сама же себе доказала, что это правда.

— А разве это неправда? Разве Кира не твоя невеста?

— Кира моя невеста, но помолвки не было.

— Неправда! — крикнула Маша и заплакала. — Я слышала, как она говорила Стасу, что защищает своё.

«Болван, вот сейчас она точно скинет яйцо. Довёл девушку до истерики», — высказал своё «фи» бескрылый.

Алекс прижал к себе плачущую женщину. Поцеловал в макушку:

— Кира защищает свою свободу. Пока я с тобой, она мне не нужна. Понимаешь? Я готов тебя поклясться клятвой дракона, что мне нужна только ты. И я готов воевать с целым светом, чтобы ты была рядом со мной. Маша, посмотри на меня. Посмотри мне в глаза. Найди в них ложь.

— Не буду, — буркнула девушка, а сама еле сдерживала счастливую улыбку. Ей стало спокойно и хорошо оттого, что сердце дракона билось ей в ладошку. — Ты меня утащишь голубым маревом. Алекс, а в чём заключался ритуал? Я так и не поняла. — прошептала она, расстегнув пуговку на рубашке и коснувшись языком его кожи.

— Маша, — выдохнул он, — Не надо, иначе гости не дождутся. Ты моя колдунья. Ритуал заключался в том, чтобы ты мне поверила и доверилась. Голубое марево не утянуло бы тебя, если бы в тот миг в тебе была хотя бы капля сомнения.

В зале никто не заметил отсутствия именинника. Зато когда он вошёл в зал вместе со своей человечкой, заметили все. Реакция была неоднозначной: человек на празднике двуликих. Неслыханная наглость! Ладно бы министр какой или бизнесмен, а то суррогатка, курочка.

На Маше было платье-сарафан, которое держалось на тонких лямках, открывая белоснежные плечи. Никакой причёски. Просто расчёсанные волосы. Из украшений по браслету на руках.

Но главное украшение — это её глаза. Они сверкают как два бриллианта. Маша словно светится изнутри. И от неё исходит такая тёплая и светлая аура, что каждому хочется к ней прикоснуться. Аура счастья. Её можно пить и вдыхать, и она не уменьшается. Наоборот, пара щедро делиться со всеми своим счастьем.

— Ну, здравствуй, кукла Маша, — Амелинда вальяжно подошла к сыну. Окинула оценивающе Машу. — Алекс, ты мне ничего не хочешь объяснить? Ты не запечатал свою курочку?

— Мама, это не курочка. Это моя женщина. И я прошу уважать её.

— Да? — женщина изумлённо подняла одну бровь. — А ты-то сам её уважаешь? Здесь твоя невеста. Сегодня у тебя помолвка.

Машу при этих словах бросило в жар. Она хотела сделать шаг в сторону, но Алекс прижал её к себе.

— Я очень надеюсь, что ты знаешь, что творишь, — произнесла с сомнением Амелинда и неожиданно приложила руку к животу Маши: — Как там поживает наш малыш? Не беспокоит тебя?

— С чего бы такая забота вдруг? — Алекс придвинул Машу к себе поближе, но в этот миг услышал голос бескрылого: «Алекс, Амелинда запечатала её».

«Но как? — Алекс нахмурился. Он смотрел на мать не отрываясь. — Это могу сделать только я».

«Не только. Это может сделать Великий и его драгиня».

— Мама? — Алекс оттеснил Машу за спину. — Это правда? Ты её…

— Давай не здесь. Завтра вечером мы ждём тебя с твоей Машей, — и она выделила голосом имя девушки, — к нам на ужин. Там обговорим всё. Сын, не вздумай отлынивать. Не беси моего дракона.

Она повернулась и направилась в другой конец зала.

— Маша, ты завтра придёшь? Правда? Мы будем играть в машинки? — Ник счастливо улыбался. — Алекс, ты позволишь поиграть мне с твоей куклой?

— Она не кукла, — отрезал Алекс. Он до сих пор ещё не пришёл в себя от известия. Стоило ли сообщать его Маше или нет, он не знал.

— А кто она? — обиженно спросил Ник.

— Я… сестра. Хочешь, я буду твоей сестрой? — девушка пришла на помощь любимому.

Они вышли на балкон. Тёмное ониксовое небо раскинуло свои крылья над их головами. Тонкий золотой серп вышел собирать урожай звёзд. Соловей заливался песнями о любви. Хор цикад ему создавал фон. И где-то в глубине ночной дали плескалось море.

— Тебя отвести к нам или останешься? Ты сегодня перенесла такое потрясение. — Алекс стоял позади девушки. Его руки скрещены у неё на животе. Он дышит ей в макушку, он втягивает в себя её запах.

— Останусь. Знаешь, странно. Я должна чувствовать себя не так, — она замолчала, подыскивая слова. — Ну, в общем, говорят, что когда мать твоего парня с тобой разговаривает, то себя чувствуешь выжатым. Я и была такой. А как она только коснулась моего живота, мне стало немного щекотно и приятно. Почему? Она, должно быть, добрая женщина. У плохой не мог бы родиться такой замечательный сын, как ты. — Маша не видела, как Алекс нахмурился, услышав, что ей стало щекотно. Как теперь быть? Рассказать Маше правду? Но она и так пережила потрясение. И потом, что теперь можно изменить? Он завтра спросит у Стаси. Ведь бывают случаи, когда вскрывают защиту. А Маша тем временем щебетала: — Ты когда узнал про меня и Лесю? Ты… ты простишь меня? — она повернулась к нему лицом, заглянула в его глаза.

— Машенька, я хочу, чтобы ты поняла одну вещь: мы не будем счастливы никогда, если не научимся доверять друг другу. Я с первой минуты знал, что тебе наговаривает Леся. И даже пытался тебя отговорить. Но ты не слушала меня. Ты верила ей. Что я мог поделать? А потом я понял, что ею кто-то руководит. Тогда мы подключили полицию. Все твои артефакты я подменил. Я ещё сегодня спрашивал у тебя, а ты по-прежнему молчала. Неужели ты настолько мне не веришь?

— Алекс, я очень сильно люблю тебя. И если бы это касалось только меня, я бы рассказала, но я боялась за нашего ребёнка. Я хочу, чтобы он был счастливым. Понимаешь? Разве можно быть счастливым, если тебя разлучают с матерью? — она снова положила руку на живот. — Я всё думаю, а поехали в Хивернию. Будем жить втроём: ты, я и наш малыш.