— Так я это… в городе такое видел, ну чего не добавить красного комиссара?

— Вот и добавил, демон! Как тебе сказать, не очень реалистично у тебя получилось. А инструктор горкома, товарищ Петряков, по дороге к тёще углядел в этом шарж на главных идеологов коммунизма. Ты, Федя, уж очень не старайся в следующий раз, я тебя прошу. Давай как-то скромненько, без разночтений. Щорс, Федя, должен быть Щорсом, а не царём Николаем. Они похожи были, Фёдор, а при твоих способностях и ещё не поставленной кисти это может нам хлопот добавить.

— Я буду стараться, — Фёдор теперь выглядел не так убедительно, как во время примерки шляпы перед зеркалом.

— И вы, Клавдия Дмитриевна, уж приглядите за ним, сделайте милость. Я пойду.

Уже в дверях Иваныч обернулся и строго глянул на Федьку.

— А что, правду говорят, Фёдор, что ты на Ольгу мою глаз положил?

К такому резкому повороту событий Фёдор не был готов совершенно, подтверждением чему стал его красный цвет лица.

— Ну… Да…

— Не моё это дело, но смотри, Василий из армии вернулся, ждала она его, как обещала.

Клименко вышел, а ошарашенный Фёдор не мог поверить в своё несчастье. Нет, конечно, Ольга не давала ему ни малейшего повода для надежды, но ведь и «нет» она тоже не сказала. В кино с ним хаживала несколько раз, но максимум, что позволяла, — проводить себя до угла улицы. Дальше шла сама. А Фёдор каждый раз надеялся, что, может быть, обладательница лучшей в округе косы сжалится и разглядит в нём своё будущее.

Следующая суббота должна была определить перспективы, по крайней мере, одного из этого треугольника — Фёдора Будыки. Отступать он не собирался.

Василий заявился домой утром. Выйдя из автобуса, гвардеец Матвеев оправил китель и распрямил грудь, чтобы все могли разглядеть его гвардейский и другие значки. Пока он следовал знакомыми кварталами в сторону родного дома, не одна барышня проводила его взглядом. Военные, пусть и отставные, появлялись в шахтёрском посёлке уж совсем не часто, и белый парадный ремень производил впечатление приманки для восхищённых девчонок, но Матвеев знал, куда шёл. Сначала — мать и отец, а потом самая желанная, его невеста Оля.

Поворот направо — вон под большущей шелковицей лавочка, ворота и мамины ромашки перед забором.

— Привет, Федька! — командным голосом рявкнул Василий соседу.

— Здарова, военный… — Фёдор не стал подавать руки, благо, он весь был вымазан маслом и разобранная «Верховина» подтверждала его занятость.

— Ты как тут, сильно зарылся? Заходи вечером, отпразднуем возвращение моё!

— Спасибо, будет видно…

— Что это ты не родной какой-то. Ладно, прощаю на первый раз. Радость у меня сегодня!

«У кого радость, а у кого — не очень…» — Фёдор стал пасмурней осенней тучи.

Мама, как и все матери в мире, первым делом обцеловала и, заплакав от радости, обняла своего возмужавшего сына.

Батя, неловко переминаясь, не мог насмотреться на Василия.

— На пользу служба пошла, факт, да, мать?

— Ой, я ж не готова… побегу, соберу на стол.

— Давай, давай! Теперь и выпить можно, теперь с сыном могу выпить, ведь мужик-то какой!

Застолье образовалось из ничего — соседи притянули всё, чем были богаты закрома, мать не могла нарадоваться, а сам Василий никак не мог дождаться, пока завершится официальная часть и выпивших соседей можно будет оставить во дворе наедине с отцом и его баяном.

— Что, не терпится? — мама почувствовала, что сын сердцем уже не здесь.

— Да, мам… пойду я, ладно?

— Иди, жених… иди… ждёт она тебя, — мама поцеловала Василия в щёку. — И если кто чего болтнёт, не верь…

— В смысле?

— Да мир же не без добрых людей. Может, шепнёт тебе кто о ней глупости какие, не верь. Ждала тебя честно.

— Кто?

— Да не важно, сынок.

Как и во все времена, новости в посёлке разносились со скоростью ветра. Стоило Ольге позволить Фёдору себя проводить, как тут же зашушукались кумушки. Разумеется, Василий недолго оставался в неведении о Федькиных планах.

За синей калиткой, которую венчали два жёлтых петушка, похожие скорее на голубей, чем на мужей куриц, разрывалась собака. Василий приподнялся на цыпочках, чтобы увидеть, есть ли кто дома. Оля вышла во двор.

— Сейчас, сейчас, подождите! — закрыв овчарку, направилась к воротам.

Хорошо смазанная калитка не издала ни звука. Вместо этого послышалось лишь девичье «Ох…», и она повисла на шее у Василия. Все его намерения начать разговор серьёзно, как будто казак вернулся домой с войны, сразу потеряли актуальность. Куда делась спесь — растаял Василий и знать ничего не хотел.

— Вернулся, мой хороший…

— Да куда ж я денусь? Обещал ведь.

Оля, вся розовая от прилива крови, замерла, почувствовав на талии его сильные руки и поцелуй, которого ждала целых два года.

Так же бесшумно калитка затворилась, и старая шелковица, бережно прикрыв влюбленных от солнца, стала единственной свидетельницей их встречи…

— Отец сейчас вернётся — даст нам на орехи! — Оля опомнилась и поправила сарафан.

— Так не виделись сколько!

— Давай вечером в клуб сходим, тогда и поговорим вдоволь, а?

— Чего ж не сходить? Пойдём. Возле головы в восемь — годится?

Когда интересы ухажёров пересекались, это неминуемо приводило к очной дискуссии за углом дворца культуры. Бились до первой крови и, естественно, один на один. Беспристрастные судьи — товарищи дуэлянтов — никогда не вмешивались в разговор джентльменов, лишь следили за соблюдением кодекса чести. Считалось дурным тоном пользоваться подручными средствами: досками, кирпичами — так можно и зашибить ненароком, а цель такая не ставилась. Приветствовались многообещающие выражения в стиле «щас я тебя…» и им подобные, проскакивали крепкие словечки, пыль стояла столбом, и через некоторое время победитель мог положить руку со сбитыми об зубы конкурента костяшками на талию предмета своего обожания. При этом сама девушка с трепетом ждала, кто же победит. И не всегда её интерес совпадал с результатами боя.

И Оля Клименко, стоя между колоннами дворца культуры, не знала, куда деть руки от волнения. Фёдор всё-таки решил не отступать от своих планов, и они с Василием разговаривали о том, как жить дальше. Судя по шуму, дискуссия проходила по всем правилам.

Через пять минут из-за угла в сопровождении друзей появился гордый Василий, в полностью помятых брюках, без нескольких пуговиц на рубашке и с накинутым на плечи, абсолютно чистым пиджаком.

— Ну вот, теперь он не будет тебя доставать. Мы договорились, — Вася вытер щёку и обнял Олю.

Так началось их счастье, в результате которого скоро на свет появился самый дорогой теперь для Василия человек — дочь Антонина…