оброк может привести к заметному улучшению как положения крестьян, так и доходов имения в течение пяти лет, хотя, как выяснилось, его расчет не учитывал двух лет неурожая[698]. Другие, однако, не спешили следовать примеру Тургенева, вызывая его негодование своим упорным нежеланием поддерживать дело освобождения крестьян; нежеланием, которое Тургенев в целом объяснял разрывом между поколениями[699].

В своей книге «Россия и русские» Тургенев рассказывает о встрече в одной из российских провинций с дворянином, который громко жаловался на губернатора, подавшего в суд на помещика за его жестокое обращение со своими крепостными. Этот человек утверждал, что такой пример только поощрит подобные судебные преследования. Далее он жаловался, что его приказчик, ударив крестьянина палкой, получил следующий «наглый» ответ: «А, вы нас все еще бьете, этому пришел конец — теперь нами должны править по закону». «Это его подлинные слова, — продолжал настаивать помещик, — по закону!» В заключение своего рассказа Тургенев отмечал, что «тот, кто мне это говорил, кто видел в человеке, призывающем закон, бунтовщика — этот дворянин (я должен был бы сказать: это животное), не был ни злым, ни бесчестным человеком». Тургенев напомнил своим читателям, что закон запрещает крепостному жаловаться на своего господина. Однако «этот закон часто нарушается безнаказанно, так как в России, по словам одного из наиболее выдающихся дипломатов, дурные законы исполняются так же плохо, как и хорошие, а это служит им коррективом»[700].

Тот же источник дает полезное представление о мотивах Тургенева в его страстном отстаивании освобождения крепостных. Он заметил, например, что крепостники несут ответственность перед судом только за убийство. Во всех остальных отношениях «рабы в России встречают со стороны закона меньше покровительства, чем животные в Англии, где парламентский акт наказывает за дурное обращение с ними». Тем не менее Тургенев признал, что нельзя делать обобщения относительно всех русских помещиков. Несмотря на то что в имениях мелкопоместного дворянства полностью проявляются ужасы крепостного права, он далек от того, чтобы утверждать, что все крупные помещики были хорошими хозяевами, а все мелкие — плохими. Тургенев напомнил случаи, когда крупные землевладельцы, образованные люди с самыми аристократическими именами, обращались со своими крепостными самым возмутительным образом, в то время как более мелкие землевладельцы обращались с ними справедливо и гуманно.

Тургенев также настоятельно приводил экономический аргумент в пользу эмансипации, утверждая, что «[п]од сенью произвола не могут процветать ни земледелие, ни промышленность, ни торговля; им нужен открытый воздух и свет свободы. Земледелие, главный источник национального богатства, находится в России в самом плачевном состоянии и останется таким до тех пор, пока земля не будет обрабатываться свободными людьми». То же самое в равной степени было применимо и к зарождавшейся российской промышленности: «На фабрики и заводы рабство влияет еще более пагубно, чем на земледелие; им и вовсе невозможно процветать там, где труд несвободен»[701].

Как и Тургенев, Н. С. Мордвинов принципиально был против крепостничества и считал его противоречащим естественному праву человека на свободу. Он видел в крестьянской проблеме главную слабость государственного устройства, особенно с экономической точки зрения. Он утверждал, что 40 миллионов крестьян, скованных крепостничеством, могут задержать экономическое развитие России, поскольку «[у]м и руки рабов неспособны к порождению народного богатства. Свобода, просвещение, собственность и правосудие — суть существенные и единственные источники оного». В то же время, будучи помещиком, сам Мордвинов осторожно подходил к освобождению крепостных. Вообще говоря, он выступал за переход от крепостного статуса к арендаторству на основе сохранения привилегий для дворянства[702]. Мордвинов оптимистично полагал, что правительство Александра I фактически уже сделало первый шаг в этом направлении, приняв закон 1801 года, предоставлявший крепостным право покупать землю. Мордвинов приветствовал это как знак подлинной национальной свободы, как великую хартию России, «нашу Великую хартию вольностей»[703].

Во второй половине царствования Александра I, в своей записке 1818 года, озаглавленной «Одна из мер освобождения от зависимости крестьян», Мордвинов подчеркивал необходимость учить людей пользоваться гражданской свободой, а не просто дарить ее. Он предвидел обретение свободы крестьянами посредством их выкупа в зависимости от возраста и создание оседлых сообществ освобожденных крестьян. «[П]ереход с места на место работников (или по краткому изречению рабов) не может быть без вреда и расстройства сельских хозяйств», — заметил он. По мнению Мордвинова, самая большая разница между русскими и английскими работниками заключалась в том, что последним платили наличными, а не натурой. Он утверждал, что переход от феодальной к денежной (капиталистической) экономике положит конец «сословию нынешних крестьян (рабов)». Но, цитируя «Наказ» Екатерины Великой, Мордвинов утверждал, что это должен быть постепенный переход, основанный на правах собственности и что «правление весьма сходственное с естеством есть то, которого частное расположение соответствует лучше расположению народа, ради которого оно учреждается»[704]. Мордвинов настаивал на необходимости конституционных рамок как предпосылки социальных преобразований в России. Его осторожный совет поддержал Н. Н. Новосильцев, который точно так же предупреждал, что «общественное мнение считает царя слишком склонным к освобождению крепостных крестьян»[705]. Термин «общественное мнение» здесь, очевидно, является синонимом мировоззрения дворян-крепостников.

Мордвинов и Тургенев принадлежали к числу высокопоставленных и влиятельных дворян, которые активно работали над освобождением крепостных крестьян и добивались существенной поддержки царя для достижения этой цели. В атмосфере свободной беседы и переписки между единомышленниками — друзьями и знакомыми, свидетельствовавшей о растущем распространении антикрепостнических настроений, они были воодушевлены событиями в балтийских провинциях. В дневниковой записи Н. И. Тургенева от 26 января 1819 года упоминается рассказ П. А. Вяземского о решении ливонского дворянства освободить своих крестьян, о чем были сделаны представления царю. «Когда-то у нас будут такие представления?» — вопрошал Тургенев.

Вяземский, находившийся под сильным влиянием Тургенева, уже давно интересовался крестьянским вопросом. Скорее всего, это было вызвано темой диссертации, защищенной в Геттингенском университете в 1806 году, под названием «Об освобождении крестьян в России». Ее автором был А. С. Кайсаров, близкий друг А. И. Тургенева, который, несомненно, первым обратил на нее внимание Вяземского. Это первое известное академически разработанное заявление о назревшей ликвидации крепостного права в русской общественной и политической мысли[706]. В письме А. И. Тургеневу от 6 февраля 1820 года Вяземский сослался на свой собственный проект по освобождению крепостных крестьян в средней полосе России, назвав крепостное право «уродливостью», лишающей крестьян той свободы, на которую они имели такое же естественное право, как и на «воздух, воду и солнце». Вяземский осудил «рабство» как «на теле государства российского нарост», который «подлежит срезанию». Он утверждал,