– Я пришла поблагодарить вас за венок, – сказала она.

– Вот как, – с облегчением выдохнул он. Он-то подумал, что она пришла ругаться.

– Вы очень внимательны.

– Я любил Джонни.

– Знаю, – она протянула ему руку.

Он тупо посмотрел, не сразу поняв, что она хочет пожать ему руку. А когда сообразил, сжал ее руку и спросил:

– Значит, без обид?

– Конечно, – ответила она. – Джонни был человек свободный, белый, совершеннолетний.

Она развернулась и вышла из зала.

Нет, думал Макгэррити, такая женщина не спустит его с лестницы, если он придет с добрыми намерениями.

Он чувствовал себя не в своей тарелке, сидя на кухне у Кэти и ведя с ней разговор. Дети делали уроки. Но Фрэнси только для виду склонила голову над книгой, а сама внимательно слушала, о чем говорит Макгэррити.

– Мы тут потолковали с моей хозяйкой, – грезил наяву Макгэррити. – Она согласилась со мной – ей в хозяйстве пригодилась бы ваша девочка. Ничего тяжелого, поймите правильно, так, по мелочи – прибрать постель, помыть тарелку-другую. И для мальчика нашлась бы работа, в баре, яйца там почистить или сыр порезать – ну, вы знаете, у нас по вечерам бесплатная закуска. К бару и близко подходить не будет. Работа на кухне, в подсобке. Часок после школы и полдня в субботу. Платить буду каждому два доллара в неделю.

Сердце у Кэти подпрыгнуло. «Это же четыре доллара в неделю, – подумала она. – И еще полтора доллара за разноску газет. Они оба смогут остаться в школе. На пропитание хватит. Мы продержимся».

– Что вы на это скажете, миссис Нолан?

– Зависит от того, что скажут дети, – ответила она.

– Так как, дети? – Он повысил голос, обращаясь к детям. – Что вы скажете?

Фрэнси сделала вид, будто только что оторвалась от учебника.

– О чем вы говорите?

– Ты согласна помогать миссис Макгэррити по дому?

– Да, сэр.

– А ты как? – Макгэррити посмотрел на Нили.

– Да, сэр, – эхом откликнулся тот.

– Тогда решено. – Макгэррити повернулся к Кэти: – Конечно, это временно, пока мы не найдем домработницу.

– Оно и лучше, что временно, – ответила Кэти.

– Может, у вас затруднения, – он полез в карман. – Так я заплачу за первую неделю вперед.

– Не надо, мистер Макгэррити. Пусть дети деньги заработают, тогда смогут сами получить их и сами принести домой в конце недели.

– Хорошо.

Но вместо того, чтобы вынуть руку из кармана, он сжал толстую пачку купюр и подумал: «У меня денег много, а мне ничего не нужно. У них нет ничего, а им столько всего нужно». И ему пришла в голову мысль.

– Миссис Нолан, вы ведь знаете, как мы с Джонни вели дела. Я давал ему кредит, а он отдавал мне чаевые. И вот, когда он умер, оказалось, что он мне переплатил.

Он вынул толстую пачку. У Фрэнси глаза на лоб полезли, когда она увидела столько денег. Макгэррити собирался сказать, что задолжал Джонни двенадцать долларов, и вручить Кэти эту сумму. Взглянул на Кэти, снял резинку с пачки. Она прищурилась, и он передумал насчет двенадцати долларов. Понял, что она не поверит.

– Конечно, это немного, – сказал он. – Всего два доллара. Но они ваши.

Он протянул Кэти две бумажки.

Она покачала головой:

– Я знаю, что эти деньги не наши. Если уж начистоту, то признайтесь, что это Джонни остался вам должен.

Макгэррити смутился от того, что его разоблачили, и засунул пачку обратно в карман, через который она жгла ему ляжку.

– Но, мистер Макгэррити, благодарю вас за ваши добрые намерения, – закончила Кэти.

Эти слова развязали Макгэррити язык. Он начал говорить и не мог остановиться, говорил о детстве в Ирландии, об отце и матери, о братьях и сестрах. Говорил о своей воображаемой семье. Он рассказал Кэти все, что копилось в душе много лет. Он не ругал жену и детей. Он просто оставил их за рамками своей истории. Рассказал он и про Джонни, про то, как он каждый день говорил про Кэти и детей.

– Взять хоть эти шторы, – говорил Макгэррити, указывая толстой рукой на занавески из желтого ситца с красными розами. – Джонни рассказал мне, как вы порезали свое старое платье на шторы для кухни. Он сказал, теперь на кухне красиво, как в цыганском шатре.

Фрэнси, которая больше не притворялась, что учит уроки, зацепилась за последние два слова. «Цыганский шатер, – думала она, глядя на занавески новыми глазами. – Значит, папа так сказал. А мне казалось тогда, что он вообще не заметил новых занавесок. А он все заметил. И сказал этому человеку такие хорошие слова».

Фрэнси слушала рассказы Макгэррити про Джонни, и ей казалось, что папа жив. «Значит, папа рассказывал такие хорошие вещи этому человеку».

Она всматривалась в мистера Макгэррити с особенным интересом. Толстый коротышка с толстыми руками, короткой красной шеей и редкими волосами. «Кто бы подумал, глядя на него, что в душе он совсем другой?» – размышляла Фрэнси.

Макгэррити проговорил два часа без передышки. Кэти жадно слушала. Ее не очень интересовали рассуждения Макгэррити. Ее интересовали его воспоминания про Джонни. Когда он замолкал на секунду, она подбадривала его репликами вроде «Да?», или «Что тогда?», или «А дальше?». Когда он не мог подобрать слово, она подсказывала ему, и он с благодарностью принимал подсказку.

И пока он говорил, произошла удивительная вещь. Он почувствовал, как утраченная мужская сила возвращается к нему. Причина была не в физическом присутствии Кэти. Ее тело, раздутое и бесформенное, не вызывало желания, и он внутренне морщился, глядя на нее. Причина была не в женщине. Чудо совершил разговор с ней.

В комнате стемнело. Макгэррити замолчал. Он охрип и устал. Но это была незнакомая, блаженная усталость. Он думал с неохотой о том, что пора уходить. В бар сейчас хлынут посетители – мужчины всегда заглядывают по дороге с работы домой, чтобы пропустить стаканчик перед ужином. Он не любил, когда за барной стойкой вереницу мужчин встречала Мэй. Он медленно поднялся со стула.

– Миссис Нолан, – он теребил в руках свой коричневый котелок. – Можно мне изредка заходить к вам, поговорить?

Она отрицательно покачала головой.

– Просто поговорить? – умоляюще повторил он.

– Нет, мистер Макгэррити, – сказала она как можно ласковей.

Он вздохнул и вышел.

Фрэнси была рада тому, что с утра до вечера занята. Почти не остается времени тосковать по папе. Они с Нили вставали в шесть утра и два часа до школы помогали маме. Она не могла работать как прежде. Фрэнси начищала медные звонки в трех вестибюлях и протирала каждую планку на перилах лестницы промасленной тряпкой. Нили подметал подвалы и покрытые ковром лестницы. Вместе они выносили ведра с золой каждый день. Задача непростая – даже вдвоем они не могли поднять тяжелое ведро. Фрэнси придумала высыпать золу на пол подвала, а потом выносить по частям, наполняя ведро не до конца. Это помогало, хотя требовалось совершить много походов в подвал и обратно. Маме оставалось только протереть линолеум в коридорах. В трех домах жильцы вызвались делать это самостоятельно, пока Кэти не родит, и это очень выручало.