Ставший киноклассикой сразу после выхода на экраны фильм начал второй этап превращения нашего героя в национальный миф, близкий каждому советскому гражданину. Режиссеры и актеры создали кинематографический шедевр. «Чапаев» — один из уникальных эпизодов в истории отечественного и мирового киноискусства, когда партийно-государственный заказ совпал с массовым запросом на фигуру народного героя. Через несколько лет, в годы Большого террора, когда из истории беспощадно вычищали имена потенциальных конкурентов Чапаева по Гражданской войне, чьи боевые заслуги и личная храбрость не уступали чапаевским: Василия Блюхера, Ивана Каширина, Епифана Ковтюха, Ивана Кожанова, Александра Павлова, Витовта Путны, Ивана Раудмеца и других начдивов и комбригов, «Чапаев» стал одним из инструментов исторической политики, формирования удобного для партии и государства образа прошлого. Яркий образ начдива на лихом коне позволял вытеснить из истории Гражданской войны десятки и сотни красных командиров, ставших за считаные месяцы «врагами народа» и «шпионами иностранных разведок». Среди них, кстати, оказался и преемник Чапаева на посту начальника 25-й дивизии Иван Кутяков.

Сценаристы фильма и его высочайшие редакторы намекали зрителям: правильный, пусть и необразованный и с «загогулинами» характера лидер, умеющий расставить повсюду «своих людей», важнее регулярной и систематической организации даже в такой сложной и ответственной сфере, как военное дело. Он способен своим талантом переиграть профессионала и победить вопреки правилам и законам. Народу подсказывали наилучшее устройство государства и общества — найти достаточно самородков, способных обеспечить успех в любой сфере.

«Чапаев» оказал воздействие на умы не только в Советском Союзе. В 1936 году, после демонстрации кинофильма в Испании, в 13-й интербригаде сформировали 49-й батальон, на знамени которого было написано: «Чапаев». Среди бойцов батальона был бывший белый офицер, воевавший против Чапаева на Гражданской войне, — Владимир Глиноедский.

Как и многие другие легендарные герои Гражданской войны, Чапаев стал «пароходом и человеком»: перед войной его именем были названы несколько гражданских судов и канонерская лодка. В годы Великой Отечественной войны именем Чапаева были названы сотни партизанских отрядов и бригад. После Великой Отечественной войны именем легендарного начдива назвали крейсер.

Фильм дал мощный толчок развитию чапаевского и околочапаевского фольклора, особенно в Поволжье и на Урале, который часто напоминает народные предания о Емельяне Пугачеве. Это обусловлено географическим фактором: оба действовали на этой территории и массовым восприятием героев как борцов против «господ», за неведомые народное счастье и волю. В народных сказах их герой оказывается неуязвимым богатырем и волшебником, способным найти выход из любой ситуации. В одном из них Чапаев идет в атаку, белые ведут ожесточенный огонь по красному командиру, но Чапаев невозмутимо идет вперед. Сражение, разумеется, завершается разгромом врага, а начдив «после боя шинель вытряхнул, из нее все пули, в него попавшие, высыпались». В другой «красной былине» белым удается захватить Чапаева в плен, но наш герой и здесь обманывает противника: «Попросил у белых воды напиться, ему принесли ковш, он в него нырнул и исчез».

Советские дети играли в «Чапаева» так же, как американские — в ковбоев и индейцев, а дореволюционные российские — в казаков и разбойников. Всенародная любовь к Чапаеву и фильму не угасала многие годы. Американские социологи указывали на любопытный феномен: даже эмигранты третьей волны, покинувшие СССР в послевоенные годы и не испытывавшие симпатий к советской власти и ее героям, тем не менее любили смотреть «Чапаева».

Исследователи биографии Чапаева, его участия в Первой мировой и Гражданской войнах в советские годы так или иначе пытались поддерживать миф о непобедимом командире, оставляя в стороне частную жизнь героя. В последние годы советской власти Чапаев оказался в тени внимания историков и публицистов. Авторов больше интересовали ранее неизвестные и малоизученные фигуры белых лидеров и военачальников, вождей повстанческих крестьянских и национальных движений, а также репрессированных до Большого террора красных командиров, часть которых (Борис Думенко, Филипп Миронов и др.) были реабилитированы только во второй половине 1980-х годов. Впрочем, исследователи Белого движения, особенно уральского казачества, уделяют немало внимания личности Чапаева. Они обвиняют его и бойцов дивизии в крайней жестокости по отношению к пленным, издевательствах над мирным населением, насилии над женщинами и уничтожении станиц и хуторов. «За месяц пребывания красных в Лбищенске были ограблены все дома, отнят урожай, изнасилованы женщины, особенно состоявшие в родстве с офицерами. После боя в расправах особенно активное участие приняли казаки Лбищенского полка и солдаты Поздняковского», — пишет Николай Фокин. «Белые» историки утверждают, что противник одерживал победы над уральцами исключительно благодаря превосходству в живой силе, технической оснащенности и лучшему обеспечению боеприпасами. «Борьба против уральского казачества была наполнена поражениями большевиков, несмотря на колоссальное их превосходство как в техническом, так и в количественном отношении», — пишет, например, Сергей Балмасов, опираясь на свидетельства уцелевших уральцев.

Исторического героя, храброго солдата, искусного командира и неординарного человека Василия Чапаева сначала превратили в пропагандистский миф, который благодаря мастерству художников и точному попаданию в настроения большинства стал народной легендой. Она, в свою очередь, по мере деидеологизации и растущего общественного и политического пофигизма эволюционировала в один из самых широких и масштабных циклов отечественного анекдота. Эти анекдоты — яркий результат того, как народная ирония противостояла долгому и надрывному официальному пафосу, дополняя выдуманный пропагандой образ героя очеловечивающими его реальными и вымышленными деталями и чертами. «Низкий» жанр анекдота скорее подтверждает, чем отрицает всенародную любовь к его главному герою, это своего рода новая реализация мифологии.

Как утверждают фольклористы, первый анекдот появился еще в 1930-е годы, когда многие зрители по многу раз ходили смотреть фильм. На вопрос: «Зачем?» — следовал парадоксальный ответ: «Ждем, когда выплывет».

Вероятно, что благодаря мощному всплеску народного творчества, выразившемуся в анекдотах, интерес к Чапаеву не угас. Написанная в начале 1990-х годов пьеса Олега Данилова «Идем смотреть “Чапаева”» отражает настроения значительной части отечественной интеллигенции. Миллионы людей, чей образ жизни резко изменился на переломе исторических эпох, вынуждены заниматься повседневными проблемами выживания своей семьи из-за того, что их прежние профессии и навыки оказались невостребованными в новой жизни, они дезориентированы в новой реальности первых постсоветских лет с их стремительным обеднением большинства и вызывающе блестящим потреблением меньшинства. Люди искренне не понимали, как их одноклассники и родственники, однокурсники и коллеги за короткое время оказывались окруженными атрибутами «сладкой жизни», не верили, что это стало возможно только благодаря личным способностям. Сбитые с толку, разочарованные люди идеализировали прошлое, старый советский порядок, когда жизнь и карьера были предсказуемыми и понятными, а скромный достаток — гарантированным. Фильм «Чапаев» представлялся для многих частью прежнего идеала и становился все более привлекательным.