Поначалу он был весел, много шутил, подгонял возничего. Но на подъезде к Дерпту его в сопровождении множества всадников встретили посланники государя Таубе и Крузе. Герцог с улыбкой поприветствовал немцев-опричников, ибо хорошо знал их – по совету Алексея Басманова именно они были отправлены с посольством к герцогу и вели переговоры. Эти два улыбчивых мужа сумели расположить к себе капризного и взрывного герцога.

Но очень скоро улыбка сошла с его холеного лица с маленькими, подкрученными вверх усиками – Таубе и Крузе сообщили государев приказ – Магнус со своей свитой должен остаться в Дерпте до дальнейших указаний.

Впереди были месяцы томных и мучительных ожиданий. Таубе и Крузе каждый вечер спаивали Магнуса, подолгу разговаривая с герцогом о Москве.

– Возрадуйтесь, герцог, – щурясь осоловевшими от вина глазами, говорил Таубе. – Очень скоро мы тронемся в путь. И тогда вы, прибыв в Москву принцем, покинете ее королем! Главное, подчиняться воле государя!

– Но я не понимаю, чего мы ждем! – бил по столу худой рукой Магнус.

– Терпение, ваше высочество, терпение, – успокаивал его Крузе.

Лишь весной ему позволено было продолжить путь. Измученный ожиданием и неизвестностью, Магнус похудел, спал с лица, холеные щеки исчезли. Он уже не хотел ничего, желал лишь одного – вернуться на свои острова и тихо жить там, как и прежде. Но герцог понимал – отступать уже поздно. Тем более в Дерпт приходили странные и ужасные слухи о том, что царь устроил кровавую резню в Новгороде и Пскове, перебив множество своих подданных. О дикости этого полуазиатского правителя он уже слышал до этого и, конечно, боялся его, но владение Ливонией было важнее!

В Москве, грязной, варварской, неуютной, в которой нищета и грязь граничили с великолепием соборов и дворцов, герцога встретили пышно. Крыльцо дворца (да и мало он на дворец походил – деревянный, низкий; где королевское великолепие архитектуры?) устлано коврами, бородатые бояре толпились тут же. Народ собрался в большом числе поглядеть на герцога. Опричные стрельцы, оцепившие дворец, зловеще оглядывались в толпу.

– С Богом, ваша светлость! – прошептал пастырь и перекрестил герцога. Магнус вышел из кареты – в иноземном кафтане, в шляпе с пером, высоких ботфортах. Бояре поклонились ему и расступились. Сопровождаемый многочисленной свитой, блестя золотом и драгоценными камнями на одежде, опираясь на посох, вышел царь – высокий, величественный. Магнус поглядел в его глаза, и холодный пот невольно пробежал по спине – неужели все те слухи о его жестокости сущая правда? Иначе почему он так легко одним видом своим внушает страх? Царь остановился на крыльце в ожидании.

Немногочисленная свита Магнуса поклонилась царю, герцог же взбежал на крыльцо и, сняв шляпу, отвесил поклон. Иоанн, чуть улыбаясь, протянул украшенную перстнями руку для поцелуя, к которой неожиданно для себя тут же припал Магнус.

Направились во дворец, прошли коридорами и переходами, вскоре оказались в просторных палатах, где стоял огромный богато накрытый стол. От обилия золота в нарядах, в посуде, кружилась голова. Вот и два царевича, рядом с ними еще один молодой человек, как потом оказалось, их троюродный брат, сын покойного удельного князя Владимира Андреевича.

От столь пышного, поистине королевского приема Магнус воспрянул духом, почувствовав неимоверную гордость и уверенность в том, что скоро вся Ливония будет его собственностью! Да, он помнил условия договора: исполнять вассальные обязанности перед царем, но в целом он будет полноправным правителем значительного государства на побережье Балтийского моря! Сказалась усталость и расслабленность – Магнус быстро опьянел. Перед глазами поплыло, и вскоре его увели в покои.

Полночи от крепкого меда герцога рвало, утром же ему поднесли какую-то кисловатую настойку, и муть с похмельем отошли совершенно. Целый день герцог лежал в постели, отсыпаясь. А наутро его вместе со свитой пригласили на новый пир государя в Кремле. Снова бесчисленное множество закусок, хмельных напитков; многочисленных подданных государя герцог с трудом мог запомнить хотя бы в лицо – тут и бояре, и татарские царевичи, принявшие православие, и иноземные послы.

Государь с ближайшими советниками, сыновьями и племянником прибыли последними – задержались на переговорах с литовскими послами, которые также прибыли на пир, сопровождая царя.

Магнус сидел по левую руку от царя. Герцог был весел, много шутил, хвалил государев двор и внезапно полюбившуюся ему Москву, а затем решил поднять чашу, спросив пред тем разрешения у Иоанна. Встав с кресла и взяв позолоченный кубок в руку, герцог сказал тост всем сидевшим за столом (Таубе переводил гостям):

– Поднимем чаши за государя нашего, великого князя Иоанна! С его именем мы идем на борьбу с врагом! И с его именем возьмем мы Ригу и Ревель в Ливонии!

Тут литовские послы с яростью взглянули на него и перевели взгляд на царя. Иоанн, сидя в кресле, усмехался, ведь за час до того на переговорах с литовцами была почти достигнута договоренность о перемирии, ибо царь собирался сосредоточиться на борьбе со Швецией. Магнус сказал еще немного добрых слов о царе, все выпили, и герцог, не заметив возникшего за столом смущения, все так же был весел…

Следующий день также прошел в безделье, а затем советники Магнуса были вызваны к государевым дьякам для переговоров. Магнус был спокоен, ибо сохранял уверенность в том, что скоро, согласно договору с царем, он уже отправится в свои новые владения. Но прибывшие вечером советники были мрачны. Один из них, Фредерик Хансен, ближайший советник герцога, лично явился к нему для отчета.

– Дурные вести, ваша светлость, – проговорил опечаленный Хансен и замолчал.

– Ну? – вопросил тихо Магнус, предчувствуя недоброе.

– Люди государя говорили с нами о наших претензиях. Они сказали, что не отдадут вам всю Ливонию. Лишь замок Оберпален с окрестными землями…

– Как? – с трудом выдавил из себя ошеломленный Магнус.

– Вчера царь заключил с литовцами перемирие на год без уступки захваченных земель. Всей Ливонии потому не может быть в ваших руках, господин! Лишь Оберпален…

Внутри у герцога будто что-то оборвалось. Он вскочил с ложа, бросился к советнику, схватил его за ворот кафтана и встряхнул:

– Какой Оберпален? Речь шла о всей Ливонии с Ревелем, Дерптом и Ригой! Ради этого мелкого замка я должен воевать со шведами и литовцами, рисковать жизнью своей и своих подданных? Отвечай, свинья, почему вы не защитили мои права?

– Они твердо стояли на своем, ваша светлость, – опустив глаза, отвечал Хансен, – мы посчитали целесообразным покинуть Москву немедленно, с чем, собственно, я к вам и пришел.

Магнус отпустил ворот Хансена и,