— Ваши слова меня успокаивают, — сказала я. —Выходит, Сен-Фон любит мои вкусы, мой ум, мой характер и совсем меня неревнует? Я рада слышать это, поскольку, признаться, воздержание для меняневозможно, темперамент мой требует удовлетворения, жажду мою надо утолятьлюбой ценой; у меня горячая кровь, богатейшее пламенное воображение, в рукахмоих несметные богатства, так как же я могу противиться страстям, которыеосаждают меня ежеминутно?

— Отдайся им, Жюльетта, отдайся, не раздумывая: тебе несделать большего, чем ты делаешь, и меньшего ты делать не должна, но на публикея прошу тебя быть лицемерной. Помни, что в этом мире лицемерие — неизбежныйпорок, необходимый человеку, которому суждено властвовать над людьми, потомучто общество, ждет от тебя не добродетели, а лишь повода считать тебядобродетельной. На каждые два случая, когда тебе понадобится добродетель,придется тридцать других, когда нужно будет только притвориться добродетельной,поэтому призываю всех распутниц: наденьте маску, научитесь принимать тот вид,которого от вас ожидают, в конце концов, достаточно скрывать то, что мы любим,и нет нужды притворяться относительно того, что презираем. Если бы все людибыли открыто и откровенно порочны, лицемерия бы не существовало вовсе, однаколюди наивно верят в то, что добродетель принесет им выгоду, и им приходитсяцепляться за любую соломинку, чтобы казаться добропорядочными; им приходитсядумать о своей репутации и как можно лучше скрывать свое дурное поведение,чтобы угодить тому смешному и давно съеденному червями идолу. Кроме того,лицемерие, приучая к хитрости и обману, дает возможность творить бесчисленныепреступления: ваш бесстрастный вид внушает доверие, ваш противник утрачиваетбдительность, чем меньше вы даете ему повода для подозрений, тем сильнее вашеоружие, тем легче вам нанести точный удар. Покров таинственности, под которымвы удовлетворяете свои страсти, многократно усиливает получаемое наслаждение.Цинизм никого не завлечет в ваши сети, а наглость, бесстыдство и вообще все,что именуется дурным поведением, могут доставить удовольствие только будучибезнаказанными.

Лицемерный и коварный человек, надежно защищенный четырьмястенами своего дома и своей доброй репутацией, может смело предаваться пороку ине страшиться разоблачения. Однако всем известно, что цинизм уместен разве чтопод священным домашним кровом: он плохо воспринимается окружающими, отдаетдурным запахом и, разрушая стену между вами и обществом, лишает вас возможностинаслаждаться всем тем, что предлагает жизнь. Преступления разврата — неединственные, которые доставляют наслаждение: ты ведь понимаешь, что естьтысячи других — очень выгодных, — которые лицемерие делает для нас доступными,а цинизм недосягаемыми. Кто может сравниться по скрытности, ловкости,беспощадности с мадам Бренвилье[69], которая была одним изстолпов высшего общества в свое время? Свои яды она испытывала вблаготворительных заведениях и под маской милосердия и под покровом филантропиитворила самые сладострастные из своих преступлений. Лежа на смертном одре,отравленный дочерью, ее наивный и любящий отец обратился к ней с такимисловами: «О, любимая дочь моя, умирая, я жалею только о том, что больше несмогу сделать для тебя того, что хотел и не успел». Вместо ответа дочьподсыпала дополнительную дозу яда в чашку с питьем, которую дала умирающему.

Никогда на земле не рождалось более талантливого, болееутонченного создания; она с великим искусством изображала религиозное рвение,не пропускала ни одной мессы, щедро раздавала милостыню и делала все, чтобыскрыть свои преступления. Прошло очень много времени, прежде чем всеобнаружилось, и возможно, этого бы не случилось, если бы не досаднаянебрежность ее любовника[70].

Так пусть же эта великая женщина послужит тебе примером,дорогая, потому что лучшего я предложить не могу.

— Я знаю наизусть всю историю жизни этой выдающейсяличности, — ответила я, — и давно мечтаю пойти по ее стопам. Но,любезный друг мой, мне бы хотелось иметь более современную модель дляподражания: я хотела бы, чтобы она была много старше и опытнее меня, чтобы менястрастно любила и имела такие же, как у меня вкусы и страсти, чтобы мы моглимастурбировать вместе и удовлетворять друг друга, чтобы она смотрела сквозьпальцы на все прочие мои безумства; пусть даже она будет в чем-то выше меня, ноне пытается надо мной властвовать; пусть дает мне мудрые советы, потакает моимкапризам и прихотям; наконец, пусть она будет безмерно опытна в распутстве,нерелигиозна и беспринципна, чужда добропорядочности и добродетели и обладаетпылким умом и ледяным сердцем.

— У меня как раз есть то, что тебе надо, — отвечалНуарсей, — тридцатилетняя вдовушка, очаровательная, да нет — простокрасавица, с гнилым и злобным нутром — короче, обладательница всехперечисленных тобой качеств, и она окажет тебе неоценимую помощь в жизни. Онасможет заменить меня в роли твоего наставника, ведь ты понимаешь, что, посколькумы теперь почти разлучены, я не смогу с прежним рвением оказывать тебевсяческие услуги. Женщину эту зовут мадам де Клервиль, она владеет миллионами,знает всех, кого стоит знать, и все, что только возможно познать, и я убежден,что она согласится взять тебя под свое крыло.

— Вы слишком добры ко мне, несравненный Нуарсей, но этоеще не все, мой друг: я хочу поделиться своим знанием с другими, я чувствую всебе настоятельную потребность в том, чтобы учиться, и искреннее желание учитьдругих; я должна иметь учителя, это правда, но я хочу иметь и ученицу.

— Разумеется. Что ты скажешь насчет моей невесты?

— Что?! — Я вытаращила глаза. — Вы хотитедоверить мне воспитание Александрины?

— Разве могу я отдать ее в более надежные руки? Будусчастлив, если ты займешься ею. Кроме того, таково желание Сен-Фона; он хочет,чтобы она близко сошлась с тобой.

— А что служит причиной отсрочки свадьбы?

— Ты же знаешь, что я в трауре по последней жене.

— Стало быть, вы подчиняетесь условностям?

— Иногда, просто ради видимости, хотя это жутко мне ненравится.

— Еще один вопрос, дорогой Нуарсей: вы уверены, чтоженщина, с которой вы собираетесь меня познакомить, не станет моей соперницей?

— Ты имеешь в виду твое положение в глазах Сен-Фона? Небеспокойся: Сен-Фон знал ее еще до того, как встретился с тобой, он и теперьразвлекается с ней, но мадам де Клервиль не согласится принять на себя твоифункции, а со своей стороны министр не будет воспринимать ее так, как тебя.

— Я обожаю вас обоих, и ваше благородство по отношениюко мне будет сторицей вознаграждено моим усердием на службе вашим страстям.Повелевайте, приказывайте — я буду счастлива служить инструментом вашегораспутства и оружием ваших злодейств.