воспитания зрелости, никаких уроков взросления. Никакой закалки характера, следовательно, никакой глубины, – дочь была поверхностной, и она, мать, сама помогла ей стать такой. Мэри проблемы с Патрисией расстраивали и огорчали не меньше, чем Фрэнка. Только по-иному.

Насущную для всех дилемму в конце концов разрешил великий женский заступник Фрэнк Делука. Патрисия подошла к торговому центру «Гроув», и, как они договорились по телефону, Делука за ней заехал. Это была их первая с момента ее ареста встреча.

– У меня есть фантастическая идея! – с энтузиазмом сказал ей Фрэнк.

Идея заключалась в том, чтобы Патрисия переехала к нему. Не к нему одному – а к нему с Мэрилин и пятью маленькими Делуками. Фрэнк хотел, чтобы она стала частью его семьи.

Патрисия не могла в это поверить. Даже с учетом особенностей Фрэнка план был возмутительным.

Но Делука уже начал действовать. Он сказал Мэрилин, что неприятности Патриш с законом проистекают из проблем с «материалистическими» родителями, которые устанавливали высокие стандарты, а затем ожидали, что она должна жить в соответствии с ними. Делука сказал жене, что Патрисии почти восемнадцать, и она все равно собирается уйти из дома и жить одна, и он чувствует за нее ответственность, поскольку именно он привел ее в «Уолгрин», и что было бы хорошо, если бы они с Мэрилин пригласили Патриш к себе, пока та не оправится и все неприятности не останутся позади. Места явно хватит, спален пять, главная – Фрэнка и Мэрилин, спальня двух старших девочек, спальня двух самых маленьких, спальня Фрэнка-младшего, и спальня для Патриш.

– Это было бы идеально, – сказал Патрисии Фрэнк. Это означило бы, что они все время могли быть вместе.

Вместе – не обязательно одни. Как обычно.

Патрисия сильно сомневалась. Вся схема кражи кредитных карт и подделок чеков возникла как стратегия избавления от Фрэнка Делуки и от всех остальных в ее жизни. Конечно, почти сразу после ареста она осознала, насколько план абсурден. Из преданной любовником, преисполненной мрачной решимости женщины, каковой она себя возомнила, она обратилась в сбитого с толку подростка, коим была на самом деле. Она никогда раньше не воровала и больше никогда воровать не собиралась. Будь она на самом деле воровкой, в особенности воровкой, желавшей, чтобы ее не поймали, она могла незаметно обворовывать «Уолгрин». Однако ее мотивом, как верно полагала Хелен Макин, скорее всего, было отчаяние. Теперь мужчина, который и довел ее до этого отчаяния, просил ее переехать к нему и его семье.

– Фрэнк, я не знаю, – уклонялась Патрисия. – Вряд ли мне будет удобно с твоей женой и детьми. То есть, я имею в виду, в твоем собственном доме, где живет твоя семья, я думаю, я не смогу с тобой, ты понимаешь, хоть что-нибудь.

Делука включил всепонимающего. Он заверил ее, что понимает, насколько деликатной ситуация может показаться на первый взгляд. Но он уже поговорил обо всем с Мэрилин, даже пообещал ей, в случае согласия, что начнет проводить больше вечеров дома с ней и детьми. В конце концов Мэрилин согласилась, но только при условии, что в доме между ним и Патрисией не будет никаких глупостей. Никакого секса.

Годы спустя Патрисия вспоминала, как тогда до нее впервые дошло, что Мэрилин Делука знала о ее романе с Фрэнком. По ее словам, эта мысль была настолько унизительна, что ей стало дурно. Патрисия понимала, что ее роман с Делукой не такой большой секрет, как ей иногда хотелось думать. О нем наверняка как минимум подозревала половина сотрудников магазина, и, разумеется, знал Андре, и почти наверняка знала Джой Хейсек. Но мысль о том, что могла знать жена Фрэнка, никогда ей в голову не приходила.

Она не могла не спросить об этом.

– Мэрилин знает, что у нас роман?

– Она подозревает, – признал Делука.

– А о Джой Хейсек она знала?

– Я думаю.

– Так ты думаешь? Разве ты не уверен?

– Патриш, – снова терпеливо объяснял он, – ты еще такое дитя, ты не понимаешь, как все бывает. Муж никогда не знает, насколько хорошо жена осведомлена о его делах. Если только она ему не говорит. Мэрилин не из тех, кто будет говорить. Посмотри на все с ее точки зрения, хорошо? У нее хороший дом, пятеро детей и муж, который приносит деньги. Ради этого женщина со многим готова мириться.

После паузы он пожал плечами.

– Я не уверен, что она знает, но мне все равно.

Оглядываясь назад, Патрисия вспоминала, что не отдавала себе отчет в том, какая именно причина заставила ее переехать к Фрэнку Делуке и его семье. Причин было несколько, но тогда ни одна из них не казалась весомее остальных. Скорее, сработал кумулятивный эффект, как, например, при надевании одной одежки за другой, пока наконец не станет достаточно тепло. Теперь она хотела уйти из дома преимущественно не из-за отца, а из-за матери. В деле с уголовными обвинениями Фрэнк Коломбо был краеугольным камнем ее поддержки. Все мысли о неких его зловещих вольностях, прежде приходившие ей в голову, провалились в какую-то темную щель сознания, впихнутые туда естественным фактом, что она, образно говоря, прибежала к нему буквально через несколько минут после того, как на ее запястьях защелкнулись наручники. Малышка Патти Энн поранила коленочку и позвала папочку, а Фрэнк Коломбо, как обычно, тотчас устремился ей на помощь. Свою маленькую девочку он не даст в обиду никому – даже закону. В тюрьме Патрисия бросилась к нему в объятия, как испуганная малышка. Весь ее страх испарился, или, по крайней мере, ушел в подсознание.

С матерью у нее не то чтобы возникли проблемы. В первые дни после ареста и последующего освобождения мать поддерживала ее, однако постепенно, по непонятной Патрисии в ту пору причине, внезапно оказалась между отцом и дочерью – но явно для его, а не для ее защиты. При муже Мэри ему не возражала, а в его отсутствие делалась совершенно другим человеком. Стоило Мэри остаться наедине с Патрисией на пять минут, она набрасывалась на дочь.

– Патти Энн, если ты продолжишь в том же духе, ты убьешь своего отца, – таково было типичное обвинение.

– Мама, все кончено, – оправдывалась Патрисия. – Это никогда не повторится, обещаю.

Однако временами казалось, что у Мэри на уме не только украденные Патрисией кредитные карты. Она туманно упомянула подругу подруги, знавшую кого-то в «Уолгрин», а затем заметила, что такого легковозбудимого человека, как Фрэнк Коломбо, мог распалить даже слух. Другими словами, намекала на сплетни. Возможно, даже предупреждала о том, что может