– Но мой господин никогда не откажется от московской короны!

– Да ради бога! Пусть носит хоть целых три разом, одну на голове, вторую напялит на уд, а третью засунет себе в задницу! Мне нет дела до дурачков, украшающих себя титулами, удержать которые они не могут. Пусть объявит себя хоть Императором Вселенной, я и не охну!

– Вы говорите странные вещи!

– Мой дорогой пан Модзалевский, поймите одну простую истину: совершенно не важно, что люди говорят. Гораздо важнее, что они делают. Я, к примеру, царствую на русском троне, и мне совершенно все равно, что говорит ваш королевич.

– Но это неслыханно!

– Это просто здравый смысл.

– Настоящие государи так не поступают!

– Послушайте, ну откуда полякам знать, как поступают настоящие монархи? Занимайтесь-ка лучше своими делами. Вы получили ответ, так доставьте его Владиславу и не морочьте мне голову.

Совершенно сбитый с толку парламентер отправился назад, что-то бормоча про себя: очевидно, ругательства. Я вернулся на свое место и с интересом стал наблюдать за происходящим. По-видимому, моего кузена не устроил полученный им ответ, и скоро в польском войске затрубили трубачи. Затем ударили множество барабанов, и польская пехота, мерно шагая, двинулась вперед. Под Вязьмой мы уже изрядно проредили ее, но все равно сил у королевича еще хватало. Наш левый фланг почти упирался в стены можайского кремля. Там наступление обозначали несколько пеших хоругвей выбранецкой пехоты и остатки венгров, уцелевших после погрома под Вязьмой. По вооружению и обмундированию выбранецкая пехота ближе всего к нашим стрельцам. Обучена, правда, еще хуже, то есть совсем никак. Служат в ней простолюдины, нанятые по прибору, отчего шляхта их не всегда и за людей-то считает. Впрочем, они ко всем так относятся, кроме самих себя.

В центре удар наносят немецкие наемники. Эти свое дело знают, хотя есть и у них недостатки. К примеру, довольно малое количество мушкетеров. Обычно их от трети до половины, а остальные атакуют противника пиками. Эта тактика считается самой передовой в Европе, но у меня на сей счет свое мнение. Правый фланг упирается в гряду холмов, атаковать там неудобно, тем паче что высоты заняты острожками с артиллерией. А еще за этими холмами прячется только что подошедший из Москвы полк. Собран он с бору по сосенке, но выбирать не приходится. Там дворяне, по какой-либо причине не попавшие к Вельяминову, казаки, служивые татары с черемисами и еще бог знает кто. Ну что скажешь… других у меня пока нет. А в нужную минуту могут пригодиться, благо полякам о них ничего не известно. По крайней мере, я так думаю.

Командует этим полком князь Петр Пронский. Да-да, тот самый. Собственно говоря, он и привел эту рать, заодно охраняя пороховой обоз, а вся вина его состояла в том, что не принял, как следует, понадеявшись на служащих Пушкарского приказа. Так что снимать с командования его, по большому счету не за что. Да и кого попало ни русские дворяне, ни татарские мурзы не потерпят, а назначать перед боем нового воеводу, попутно расшевелив осиное гнездо местничества… благодарю покорно! Сам Пронский уверен, что попался под горячую руку, но государь отходчив. Ибо послал ему в подарок ковш чеканный из серебра с повелением не держать обиды, а нести службу как прежде.

Вражеская пехота медленно приближается к нашим укреплениям. Надо сказать, что со стороны выглядят наши редуты не очень внушительно. Частокол есть далеко не везде, а там где есть – не слишком высок. Свеженасыпанные валы прикрыли дерном, рвы тоже замаскировали, так что со стороны кажется, будто стрельцы стоят едва ли не в чистом поле. Тем временем французские артиллеристы под прикрытием наступающих терций подтащили несколько пушек. Командовавший ими де Мар сделал выводы из прошлой артиллерийской дуэли и на сей раз подошел к делу со всей ответственностью. Каждый из приданных ему выбранецких пехотинцев тащил на плечах мешок, набитый землей. Из этого подручного материала они довольно быстро устроили баррикаду или вал, за которыми и были установлены пушки. Француз лично проверил наводку у каждого орудия и лишь после этого приказал открыть огонь. Горящие фитили вжались в затравки, и тяжелые пушки с грохотом выплюнули ядра в нашу сторону.

Большинство из них вполне безвредно застряли в валах, но одно ухитрилось угодить в частокол, раскидав в разные стороны и колья, и прячущихся за ними стрельцов. Приободренные пушкари продолжили расстрел редута. Наши пушки несколько раз отвечали, но не слишком часто. Показываем противнику, что порох у нас есть, но мы его экономим. Пара ядер застряли в мешках с землей, еще несколько долетели до немецкого строя, убив и покалечив десятка полтора пикинеров. Но в целом на этот раз верх за поляками. Наконец, одно из посланных де Маром ядер угодило в сложенный возле русских пушек порох или нечто подобное. По крайней мере, взметнувшийся вверх черный султан дыма и множество деревянных обломков прямо указывали на это. Расположенные в редуте пушки тут же замолчали, и донельзя довольные собой французы только что не начали плясать от радости.

– Я же говорил, что отплачу! – азартно вскрикнул де Мар и приказал перенести огонь на соседний редут.

Тот вскоре тоже замолчал, и было видно, как русские стрельцы разбегаются в разные стороны, бросив свое укрепление. Внимательно наблюдавший за артиллерийской дуэлью гетман велел объявить французу свою благодарность и приказал пехоте переходить в атаку.

Выбранецкие вместе с немногочисленными венграми остались прикрывать пушки, а немецкие наемники под грохот барабанов грозно двинулись вперед. Впереди идут, подняв целый лес пик, пять шеренг пикинеров, прикрывая собой своих товарищей-мушкетеров. Разгромленные редуты молчат, и лишь их соседи сделали несколько залпов по наступающему врагу. Кованые ядра бьют прямо в строй, вырывая солдат из рядов и устраивая в них целые просеки. Однако наемники продолжают стойко идти вперед, стиснув зубы и сплачивая ряды. Разгромленные артиллерийским огнем редуты уже совсем близко, и видно, что командиры московитов пытаются хоть как-то построить своих подчиненных, чтобы дать отпор. Кажется, что победа уже совсем близко, но тут выяснилось одно пренеприятное обстоятельство. Как оказалось впоследствии, господин де Мар совершенно напрасно решил, что столь эффектный взрыв был делом его рук.

На самом деле коварные московиты выкопали посреди своего укрепления небольшую яму и заложили в нее бочонок пороха, а сверху засыпали землей вперемешку с разным деревянным хламом. Когда артиллерия противника сосредоточила на редуте свой огонь, оставалось лишь подорвать эту импровизированную мину и имитировать уничтожение хранилища боезапаса. Самое сложное было заставить попрятаться не привычных к таким штукам стрельцов. Некоторые из особенно любопытных таки пострадали при взрыве, а другие, перепугавшись, вполне натурально разбегались в разные стороны, окончательно убедив врага в успехе. Как бы то ни было, пушки при взрыве не пострадали и были готовы к стрельбе.

Подойдя на верный мушкетный выстрел, наемники остановились. Раздалась барабанная дробь, и сквозь ряды пикинеров вперед двинулись стрелки. Начался так называемый караколь: мушкетеры дружно маршируют вперед и, выйдя на открытое пространство, с размаха вбивают в землю сошки, укладывают в рогатку свое оружие, раздувают фитиль и по команде дают залп. Затем вперед выходит следующая шеренга, и маневр повторяется. Пока остальные ведут огонь, отстрелявшиеся заряжают свое оружие. Стрельцы с вала пытаются отвечать, но их недружные залпы не слишком эффективны. И в этот момент для немецких наемников разверзаются врата ада – русские пушкари открывают огонь, и в плотные ряды немцев врывается картечь. Причем это не мелкие камни и куски железа, как до сих пор практикуется в артиллерии других стран, а чугунные пули, зашитые в мешочки, аккуратно уложенные в поддоны из жести. Материал этот очень недешевый, но дело того стоит. Упакованная таким образом картечь бьет гораздо дальше и кучнее и буквально раздирает мушкетерский строй. Дело усугубляется тем, что они, в отличие от пикинеров, почти не носят доспехов. Рой чугунных пуль разрывает их плоть, ломает кости и сбивает с ног.