артистку». На том и порешили: песня Walking On Thin Ice выйдет в истинном духе «Только Йоко». И теперь им оставалось понять, как быть со стороной В (370).

Днем Джон смог уделить целый час для телефонного разговора с тетушкой Мими, которая понимала, что означают частые звонки племянника: он скучал. «Это был тот самый Джон, смешной и счастливый; он говорил, что приедет и не может дождаться, чтобы поскорее меня увидеть». Как он делал неоднократно, Джон предложил Мими переехать в Штаты и жить с ними в «Дакоте». «Но я бы не смогла жить в Америке, – сказала она. – И понимаете, когда он звонил так подолгу, раз в неделю точно, а иногда дважды в неделю, у меня вообще не было ощущения, что он далеко. И это было так же хорошо, как видеть его» (371).

Ночью они провели очередной поздний сеанс сведения Walking On Thin Ice на Record Plant. Стив Маркантонио рассказывал, что Ленноны и Джек «жгли свечу с обоих концов» в своей решимости завершить работу над песней. В предрассветные часы Джон и Йоко наконец согласились сделать перерыв и вернуться в студию в понедельник, чтобы послушать самую последнюю версию и добавить финальные штрихи.

Молодой помощник звукорежиссера вышел на улицу, за ним последовал Леннон. «Я поверить не мог, что он шел со мной, – вспоминал Маркантонио. – Он рассказал мне историю о том, как в те времена, когда четверка только начинала, они убегали от хулиганов. И вот я иду по улице в Нью-Йорке и жду, как начнут говорить: “Эй, смотрите-ка на него, да он же идет вместе с Джоном Ленноном!” Мне так хотелось, чтобы об этом знал весь мир, но на улице не было вообще никого» (372).

Через короткие часы Йоко снова занималась делом – она звонила ветерану британской журналистики Рэю Конноли. Старый газетчик неделями пытался добиться интервью с парой, но всякий раз его «очень мило отшивали». Он удивился, когда в понедельник ему позвонила Йоко, потому что к тому моменту уже оставил идею пообщаться со старыми друзьями: «Восьмого декабря у меня в Лондоне раздался звонок от Йоко, которой хотелось узнать, почему я до сих пор не прилетел в Нью-Йорк брать интервью. “Я приеду завтра утром”, – ответил я и забронировал билет в British Airway» (373).

«Когда мы проснулись, над Центральным парком было ясное голубое небо, – вспоминала Йоко. – В этом новом дне ощущалась какая-то энергия, когда глаза горят и хвост трубой». День обещал стать насыщенным – расписание Леннонов от рассвета до заката включало фотосъемку, интервью и еще одну вечернюю смену на студии. После завтрака в «Кафе Ля Фортуна» Джон зашел подстричься в салон «Визави». Когда он вышел оттуда, его стиль изменился на ретро – что-то вроде гамбургских времен, еще до всемирной славы (374).

А в этот момент Энни Лейбовиц готовилась завершить начатую ранее фотосессию в квартире номер 72. Геффен усердно работал «за кадром», чтобы сделать возвращение Джона и Йоко темой следующего номера Rolling Stone. Однако журнал, в лице редактора Дженна Веннера, дал задание сделать фото «только Джон» для обложки, утверждая, что слишком многие фанаты винили Йоко, пусть и ошибочно, в распаде The Beatles[155]. Лейбовиц в то утро остро чувствовала напряжение от всего этого.

«Джон подошел к двери, на нем была черная кожаная куртка, а волосы гладко зачесаны назад. Меня это немного выбило из колеи. У него был вид начинающего битла», – рассказывала она. Почти сразу Джон ясно дал понять, что ему было бы приятно оказаться на обложке вместе с Йоко. Он указал на жену и сказал: «Я хочу быть с ней». Энни не хотела разочаровывать своих героев и при этом пыталась найти какой-то вариант съемки, который устроил бы редактора. «Мы должны сделать нечто экстраординарное», – сказала она (375). Ее вдохновляла черно-белая обложка Double Fantasy, где Джон и Йоко нежно целуются. Вдобавок она слышала о недавней съемке в Сохо, где пара изображает секс. И у нее родилась концепция, построенная на том, что значение и место любви в современной культуре все больше и больше скукоживаются. «В 1980 году казалось, что романтика умерла. Я вспомнила, каким простым и очаровательным был тот поцелуй, и меня это вдохновило», – скажет она позже.

«Нет натяжки в том, чтобы представить их без одежды, потому что они и раньше это делали – снимались так», – размышляла она. Но на сей раз Йоко так не хотела. Она (Йоко) предложила снять верхнюю часть в качестве компромисса, но Джон и Энни увлеклись идеей показать обнаженного (не считая неизменного кулона на цепочке) Леннона, который в позе эмбриона прижимается к полностью одетой жене. В итоге Лейбовиц сфотографировала их лежащими на кремового цвета ковре в столовой (376). Джон, после того как Энни сделала контрольный снимок полароидом, не мог сдержаться: «Это то самое! – воскликнул он. – Это наши отношения».

В тот день Лейбовиц отсняла только одну катушку пленки, на ней были и фото на обложку и просто снимки Джона в квартире. В некоторых вариантах он поднимал воротник своей черной кожаной куртки из Gap, чтобы придать себе вид жесткого парня из шестидесятых. Также он снимался в столовой, с комфортом используя мебель, и позировал на фоне окна спальни, где за его спиной был виден Центральный парк (377).

Ко времени, когда Лейбовиц закончила фотографировать, Джона ждали в «Первой студии», где команда RKO Radio уже начала разговор с его женой. Группу возглавлял радиоведущий Дэйв Шолин, который накануне прилетел из Сан-Франциско со сценаристом Лори Кэй, продюсером Роном Хаммелом и представителем Warner Bros. Бертом Кином. Интервью состоялось по настоянию Дэвида Геффена, который обратился к Шолину еще в сентябре. Во время встречи Геффен поставил (Just Like) Starting Over для ведущего, но не назвал исполнителя. «Я влюбился в эту песню, – вспоминал Шолин. – Я большой фанат Элвиса, а Джон исполнял эту песню с элвисовскими интонациями» (378).

Когда Шолин с помощниками начал интервьюировать Леннонов, команда предсказуемо нервничала. После того как через лабиринт самых разных помещений они добрались до «Первой студии» им пришлось снять обувь в соответствии с азиатской традицией, но потом они немного расслабились, изучая раскрашенный облаками потолок высоко над головой. И в этот момент к ним присоединился Джон.

«У нас бабочки в животе, мы нервничаем, но Джон нас всех немедленно раскрепостил», – вспоминал Шолин. Через несколько мгновений Леннон уже острил по поводу своих дневных забот: «Я встаю около шести. Иду на кухню. Наливаю чашку кофе. Кашляю немного. Курю, а потом