патрульных обошел машину и осторожно подогнул ноги мужчины так, чтобы они не высовывались. Еще через несколько секунд машина, завывая сиреной, неслась по Коламбус-авеню в больницу Рузвельта.

Морган начал быстро водить кистью по холсту, в надежде зарисовать сцену, пока ее подробности не выветрились из памяти. К этому моменту художник уже пребывал в абсолютной уверенности, что жертвой стал его знаменитый сосед, который жил напротив, на седьмом этаже «Дакоты», тот самый, с которым его связывало шапочное знакомство. Морган понимал, что та личная драма, которую он сам только что пережил вместе с другими вестсайдцами, вскоре приобретет мировые масштабы. «Когда я говорю людям, что “находился там, когда стреляли в Джона Леннона”, они непременно спрашивают: “А у вас был фотоаппарат?” – “Да, был”, – отвечаю я. ‘Ну, и где же фото?” – “Я не снял его. Я нарисовал картину”» (393).

Миллионы американских телезрителей узнают страшную правду еще через несколько минут, когда спортивный комментатор канала Эй-би-си Говард Коссел прервет ход программы «Футбол в понедельник вечером», где транслировался матч между командами «Нью Ингланд пэтриотс» и «Майями долфинс». Он сбивчиво произнесет: «Мы должны сказать об этом. Помните, тут всего лишь футбольный матч, и не важно, кто победит, а кто проиграет. Мы получили подтверждение информации о чудовищной трагедии от наших коллег из “Эй-би-си ньюс” в Нью-Йорке. Джон Леннон, самый знаменитый, пожалуй, из битлов, перед своим домом в Вестсайде, Нью-Йорк, получил два выстрела в спину. Его отправили в больницу Рузвельта, но он скончался по прибытии. Трудно вернуться к футболу после этой новости, которую по долгу профессии мы были обязаны принять».

Ночь еще не кончилась, когда Йоко совершила ужасную поездку из больницы в «Дакоту» без своего мужа. В сопровождении Дэвида Геффена она вошла в дом через боковую дверь. Когда они пр иблизились ко входу в квартиру номер 72, Геффен заметил список последних чартов Billboard, которую кто-то прикрепил к двери. «Они тогда делали четверной список “Биллборда” который был в четыре раза больше размера журнала. Думаю, на той неделе запись [Double Fantasy] стояла на девятом месте с “пулей”. В чарте они обвели название записи и добавили стрелку, указывающую на номер один. И конечно, в следующем чарте “Биллборда” альбом уже был первым номером», – говорил Геффен[162] (395).

За 3500 миль[163], в Лондоне, Рэй Конноли готовился выезжать в Хитроу, чтобы сесть на утренний рейс в Нью-Йорк. Всего 12 часов назад он говорил с Йоко по поводу грядущего интервью с ней и ее мужем, но внезапно выяснилось, что у него есть всего 45 минут, чтобы написать траурную заметку о Джоне для Evening Standard. «Утро прошло в слезах», – рассказывал потом Конноли. Ему нужно было мгновенно перестроиться с предвкушения полета через Атлантику и встречи со старым другом на написание статьи о смерти Леннона в утренние газеты. Для Рэя мучительное переживание потери осложнялось и неожиданной, страшной работой по передаче своего материала: «В те докомпьютерные времена статьи, которые мы писали вне редакции, нужно было надиктовывать по телефону людям, которые их записывали. Они сидели в ряд, каждый со своей печатной машинкой и наушниками, и печатали то, что мы диктовали. Смерть Джона была самой тяжелой темой, о которой мне пришлось писать, а потом диктовать. Я несколько раз останавливался, меня захлестывали эмоции. Приятный ирландец, который напечатал так много моих статей, был добротой во плоти. “Не торопитесь, Рэй. Мы все сделаем”, – говорил он тихо, пока ждал» (395).

В то же утро на работу шли сотрудники Abbey Road. Толпа скорбящих поклонников уже начала собираться перед знаменитой студией, где Джон и The Beatles записали самые главные свои шедевры. Глава студии Кен Таунсенд, опустошенный этой глубоко личной потерей, распахнул окна старого эдвардианского особняка и включил для собравшейся толпы Imagine. Обычные для этих мест компании туристов топтали пешеходную «зебру», ставшую знаменитой благодаря обложке битловского альбома Abbey Road, а Таунсенд открыл въезд на парковку и призвал фанатов быть вместе, когда всех терзает страшное горе (396).

Во вторник ранний утренний рейс Дэйва Шолина приземлился в Сан-Франциско перед рассветом. Оказалось, что команда RKO еле успела на самолет в аэропорту Кеннеди, после того как они подбросили Джона и Йоко до Record Plant. Когда самолет совершил посадку на Западном побережье, Шолин и его помощники еще ликовали – вчерашнее интервью с Леннонами было все-таки очень удачным. Шолин дружески попрощался со звукорежиссером Роном Хаммелом и прыгнул в свою машину, чтобы ехать домой. В машине он включил радио и быстро понял: что-то не так…

«Наша станция WCBS FM, которая входила в топ-40, передавала битловскую песню, балладу. Я подумал, что это странно, старые песни не их формат. Тут зазвучала другая песня битлов, и снова медленная. Это могла быть Imagine или что-то наподобие, я не помню. Тут я подумал: “Так… Это правда странно!” Я ведь только что был с ним. И в этот момент ведущий Бродвей Билл Ли объявил в эфире, что случилось. Я был просто в шоке. Наступил самый дикий момент в моей жизни. День стал одновременно лучшим и худшим из всех прожитых. И из прекрасного в невыразимо ужасный он превратился в одно мгновение» (397).

Позже во вторник Йоко обнародовала первое заявление, адресованное ошеломленному миру. Став вдовой, она уединилась за стенами «Дакоты», а дом, с тех пор как об убийстве стало широко известно из сообщений прессы, осаждали траурные толпы фанатов. Йоко объявила, что «похорон Джона не будет. Джон любил и молился за человечество. Пожалуйста, сделайте для него то же самое. С любовью, Йоко и Шон».

В этот же день оглушенный горем Джек Дуглас пришел в студию к Тому Снайдеру в программу «Завтра». Джек старался говорить не о своей невообразимой утрате, а о том, что Джон с надеждой смотрел в будущее. Джон «видел начало семидесятых, как и все мы, временем для “себя”, временем всем нам сказать: “Теперь я сделаю что-нибудь для себя. Я прожил шестидесятые в борьбе за достижение цели – какой бы эта цель ни была”. И он смотрел на восьмидесятые, как на время сказать: “Я сделаю что-то для себя, но ни о кого не вытру ноги ради этого. Я никого не исключу”. И вот этого он ждал от восьмидесятых», – говорил в эфире Джек.

В тот вечер Брюс Спрингстин и группа The Street Band вышли на сцену в Филадельфии на «Спектрум арене». Прошло два месяца успешного тура рок-идола с альбомом The River, а этот вечер начался