Под биржу «Коминтерн» снимал актовый зал и несколько кабинетов в НИИ электротехники — ведомственном институте при комбинате. Зал был оборудован компьютерами и принтерами. За стойками для приёма заявок на покупку и продажу работали деловые юноши образца райкома комсомола: в белых рубашках и при галстуках. В зале толкалась беспокойная толпа: люди разговаривали по мобильным телефонам, прикрывая свободное ухо, что‑то выясняли друг у друга, заполняли какие‑то бумаги, шумели возле стоек.

То в одном конце зала, то в другом начинали спорить про аукционы и маржу, про фьючерс на доллар, про ГКО и про то, что мэрия здесь трётся с муниципальными облигациями. Кто‑то продавал брокерское место, кто‑то — ценные бумаги на предъявителя. Кому‑то объясняли, что с его котировками и херовой дистрибуцией надо валить на биржу при главпочтамте. Курлыкали звуковые сигналы оргтехники и трещали матричные принтеры.

В курилке за кабинетом расчётной палаты биржи Каиржан неожиданно встретил майора Щебетовского. Они были знакомы ещё с 1985 года, когда Гайдаржи взяли за спекуляцию — он продавал дублёнки‑пустины, привезённые на дембель из Афгана. Каиржан дал подписку о сотрудничестве. Майор не требовал никаких доносов, но время от времени напоминал о себе. В соглашении с Конторой Каиржан никакой беды не видел: подписал — ну и подписал, чего такого‑то? В армии они дофига всякой хрени подписывали.

— Шпионов ловите, товарищ майор? — весело спросил Гайдаржи.

Он ничего не боялся, потому что не чувствовал за собой никакой вины.

— Не без этого, Каиржан Уланович, — добродушно согласился майор. Он курил дешёвые сигареты «Стюардесса». — А вы что же, пали до брокера?

— Ни‑ни‑ни! — открестился Каиржан. — Это мои бульдожки тут грызутся, а я так, подышать вышел. Хотите, какой‑нибудь совет по инвестициям дам?

— Вы уже стали фондовым специалистом? — удивился Щебетовский. — Я думал, «Факел» по‑прежнему занимается продажей краденых аккумуляторов.

— Обижаете, — кокетливо смутился польщённый Каиржан. — Могу слить, что нашей лавке вообще скоро кердык. Заменим её на удалённый терминал с подключением к депозитам московской валютной биржи. Так что если у вас есть лишние баксы или ваучеры, то приходите. Моё поручительство.

Для Гайдаржи ситуация казалась понятной и естественной. Все химичат, выкруживают, используют свои связи, вот и майор решил что‑то провернуть. Бывший поднадзорный — нормальная связь, ведь сегодня ты пасёшь, а завтра тебя пасут. Кто в теме, от такого не парится, лишь бы оставаться при деле.

— Про ваучеры и доллары мне спрашивать пока нечего, — сказал майор, — а вот про членство в «Коминтерне» я бы у вас спросил. Помнится, когда‑то господин Лихолетов приглашал меня вступить в вашу организацию.

— Добро пожаловать! — широко улыбнулся Гайдаржи.

Щебетовский давно уже думал пойти в бизнес. Контора — хорошая база, но карьеры здесь не сделать, а майор считал себя достойным более высоких стандартов жизни, нежели у полковника на пенсии. Значит, надо уходить из Конторы. Однако покинуть Контору можно только один раз, поэтому бросок к удаче необходимо подготовить, используя возможности службы.

Майор потихоньку отслеживал процессы, протекающие в городе, но ни во что не вмешивался. Он ожидал удобных позиций. Правильное управление ходом дела — когда дело движется само, и надо лишь слегка подруливать. И сейчас Щебетовский опознал такой момент в ситуации с «Коминтерном». «Коминтерн» он рассматривал как один из вариантов новой деятельности.

— Рад гостеприимству, Каиржан Уланович, — кивнул майор, — но я хотел бы ещё стать членом Штаба «Коминтерна».

— Оп‑па! — Каиржан сразу понял, что у майора есть некое предложение. — Штаб, товарищ майор, — это уже серьёзно. В одиночку я ничего не решаю.

— Каиржан Уланович, — покровительственно улыбнулся Шебетовский. — Я помогу вам стать командиром «Коминтерна», а вы проведёте меня в Штаб.

Командиром оставался Быченко, который сейчас сидел в СИЗО.

— Круто берёте, — уважительно заметил Каиржан. — Но у вас не прокатит закрыть Быченко, как Лихолетова. Мы забашляли одиннадцати адвокатам.

— Я в курсе. Тем не менее я могу провести вас на место Быченко.

Щебетовского вполне устраивал Каиржан. Он вменяемый, управляемый и договороспособный. Лихолетов был не такой: им руководили понты, гонор и самолюбие — плохо предсказуемые воздействия. И Быченко не такой: им руководили агрессия и анаша. Человека с анашой нельзя спрогнозировать. А вот мотивы Гайдаржи вполне определённые — бабки и благополучие. Майор был доволен тем, как точно он всё измерил, классифицировал и рассчитал.

— А какая мне выгода залезать на место Бычегора? — Каиржан изображал простодушие. — У нас что ни командир, то в СИЗО. Нахера мне это?

— Я оплачу.

— Подробнее, — приглашающе кивнул Каиржан и сладко сощурился.

— Льготы на спиртное, — сказал Щебетовский. — У вас биржа, вы отжали точки у «динамовцев». Что ещё надо? Торгуйте «Абсолютом» и «Ройялом».

— Бухлом банчит Бобон. У него синдикат и городская «ликёрка» на Затяге. Под ним хачи с бесланской водкой. Меня вальнут, товарищ майор.

— Синдикат неискореним, — согласился Щебетовский, — но остальные проблемы я могу решить. В мэрии есть люди, которые за долю переиграют акционирование «ликёрки», а осетинский трафик я просто сдам москвичам.

— Где гарантия, что не будет бойни?

— «Афганец», и боится бойни? — саркастически хмыкнул Щебетовский.

— Не берите на слабо, — поморщился Гайдаржи.

— По нашим данным, назревает конфликт уголовников и кавказцев из‑за героина. В Батуеве расстреляли криминальных лидеров Сафьяна и Овчару и сожгли кафе авторитета Гацыра. В город едут воры в законе Гаппо Малый, Бустан и Хадзимет. Бобону сейчас не до разборок с «афганцами».

— Не убедили.

— Аргументы закончились, — Щебетовский знал, что Гайдаржи заглотил наживку, хотя и не подаёт вида. — Дальше решать вам. Но льготы, Каиржан Уланович, — это большой, легальный и респектабельный бизнес, а не кража аккумуляторного свинца с «Электротяги». Думайте сами. Вам, «афганцам», государство должно. Не отдавайте свой долг уголовникам.

Гайдаржи прислушался к совету и решил вопрос с Быченко.

Егор считался заключённым СИЗО. Он лежал в тюремном госпитале, оправляясь от пулевых ранений в грудь. Следователи пытались соорудить ему хоть какое‑нибудь обвинение, но адвокаты «Коминтерна» заверяли, что не выгорит: Быченко — свидетель и потерпевший, на Шпальном он был без пушки, не стрелял, не отдавал приказов. Он может выйти даже до суда.

Тюремный госпиталь подсказал Гайдаржи замысел акции. Непогожим сентябрьским утром Басунов направился в областную больницу. Он шагал по аллее больничного городка и в полиэтиленовом пакете нёс пятилитровую пластмассовую канистру, до пробки забитую самодельной взрывчаткой; сбоку в корпус канистры был врезан детонатор, укреплённый изолентой.