выкрашена красной и золотой краской. На одной из стен нарисовано лицо демона. Еще там была надпись.

— Какая надпись?

— «Дорога в ад».

Пендергаст начал дрожать, и Глинн немного подождал, прежде чем задать следующий вопрос.

— Там был вход?

— Да.

— И вы вошли в будку.

— Да. То есть нет.

— Вы хотите сказать, что первым вошел Диоген?

— Да.

— По собственной воле?

Последовала еще одна довольно долгая пауза.

— Нет.

— Вы его уговорили, — подсказал Глинн.

— Да, но… — Пендергаст снова замолчал, не договорив.

— Вы применили силу?

— Да.

Теперь Глинн сидел очень тихо, боясь пошевелиться в кресле, чтобы случайным скрипом не помешать Пендергасту.

— Почему?

— Он подтрунивал надо мной, как всегда, и я на него разозлился. А поскольку там было довольно страшно… Короче, я захотел, чтобы он пошел первым.

— Значит, Диоген полез внутрь, а вы последовали за ним.

— Да.

— Что вы там увидели?

Губы Пендергаста зашевелились, но Глинн не сразу услышал то, что он сказал.

— Лестницу. Лестницу, ведущую наверх, на крохотную площадку.

— Опишите ее.

— Там было темно. Тесно. На стенах висели фотографии.

— Продолжайте.

— В противоположной стене был лаз, ведущий в другую комнату. Диоген залез туда первым.

Глядя на Пендергаста, Глинн немного помолчал, потом спросил:

— Это вы заставили его залезть туда первым?

— Да.

— Вы пошли следом за ним?

— Я… я собирался.

— Что вам помешало?

Внезапно лицо Пендергаста исказила судорога, и он ничего не ответил.

— Что вам помешало это сделать? — Глинн неожиданно проявил настойчивость.

— Там началось шоу. В будке. Внутри, где находился Диоген.

— Шоу, придуманное Комстоком?

— Да.

— Какова была его цель?

Еще одна судорога.

— Напугать попавшего туда человека до смерти.

Глинн медленно откинулся в кресле. В ходе проведенных им исследований он многое узнал о предках Пендергаста. Среди них было немало ярких личностей, но Комсток выделялся из всех. Он приходился агенту двоюродным прадедушкой, в молодости был знаменитым магом, гипнотизером и иллюзионистом, но к старости стал настоящим мизантропом. И, как и многие другие представители этой семьи, окончил свои дни в сумасшедшем доме.

Значит, вот куда завело Комстока безумие!

— Расскажите все по порядку, — попросил Глинн.

— Я не слишком хорошо помню. Пол под Диогеном то ли наклонился, то ли проломился, и он упал в нижний отсек.

— Расположенный в глубине будки?

— Да, на первом уровне. Вот тогда и началось… это шоу.

— Опишите его, — настаивал Глинн.

Пендергаст вдруг застонал, и в этом стоне послышалась такая боль, такое долго подавляемое страдание, что Глинн на минуту лишился дара речи.

— Опишите его, — повторил он, когда снова обрел возможность говорить.

— Я не помню, я почти ничего не видел. А потом… они закрылись.

— Они?

— Механические двери. Они приводились в действие скрытыми пружинами. Одна захлопнулась за мной, перекрыв выход. Другая заперла Диогена во внутреннем отсеке. — Пендергаст замолчал. Подушка у него под головой была мокрой от пота.

— Но какую-то долю секунды вы видели то, что видел Диоген?

Пендергаст продолжал лежать неподвижно, потом — очень медленно — наклонил голову.

— Это продолжалось всего мгновение. Но зато я все слышал. Абсолютно все.

— Что это было?

— Шоу с волшебным фонарем, — прошептал Пендергаст. — Фантасмагория. Фонарь приводился в действие электричеством. Это было… это было любимым шоу Комстока.

Глинн кивнул. Он кое-что знал об этом. Волшебными фонарями назывались устройства, в которых свет, проходя сквозь стекло, попадал на наклеенные на него изображения. Тени отбрасывались на медленно вращающиеся стены с неровной — для усиления эффекта — поверхностью, все это сопровождалось зловещей музыкой — и получался своего рода фильм ужасов девятнадцатого века.

— Ну так что же вы увидели?

Пендергаст вдруг вскочил с кушетки и зашагал по комнате, сжимая и разжимая кулаки, — им внезапно овладело непреодолимое желание двигаться. Наконец он повернулся к Глинну.

— Прошу вас, не спрашивайте меня об этом! — Огромным усилием воли он заставил себя успокоиться, но продолжал ходить по комнате взад-вперед, словно дикий зверь в клетке.

— Пожалуйста, продолжайте, — бесстрастно произнес Глинн.

— Из внутреннего отсека доносились крики и визг Диогена. Он все кричал и кричал. Я слышал, как он царапался, пытаясь выбраться оттуда. Я слышал, как ломались его ногти. Потом на какое-то время все стихло, после чего — не знаю, сколько прошло времени, — вдруг раздался выстрел.

— Это был ружейный выстрел?

— Комсток Пендергаст специально оставил в своей… комнате ужасов пистолет с одним патроном. Он предоставлял жертве выбор: сойти с ума, умереть от страха — или покончить с собой.

— И Диоген предпочел последнее.

— Да. Но пуля не… не убила его, а только ранила.

— Как отреагировали на это ваши родители?

— Вначале они ничего не сказали. Потом притворились, что Диоген заболел. Якобы у него была скарлатина. Они держали это в секрете — боялись скандала. Поэтому сказали мне, что из-за скарлатины у него ухудшилось зрение, изменились вкусовые ощущения и обоняние. Это же, по их словам, стало причиной потери одного глаза. Но теперь я знаю, что это из-за пули.

Глинн похолодел и ощутил необъяснимую потребность немедленно вымыть руки. Что же настолько ужасное и отталкивающее мог увидеть семилетний ребенок, если решился на самоубийство?.. Глинн заставил себя подумать о другом.

— Расскажите о том месте, где вы оказались в ловушке, — попросил он. — Что это за фотографии на стенах, о которых вы говорили?

— Официальные фотографии мест преступления и полицейские зарисовки самых зверских убийств, совершенных в разных странах мира. Вероятно, они должны были подготовить жертву к тому… ужасу, который ее ожидал.

В комнате повисла гнетущая тишина.

— Сколько времени прошло, пока вас освободили? — наконец спросил Глинн.

— Не знаю. Несколько часов… может, день.

— И вы очнулись от этого кошмара с уверенностью, что Диоген был болен и именно этим объяснялось его долгое отсутствие?

— Да.

— Вы не имели понятия о том, что случилось на самом деле?

— Ни малейшего.

— Но Диоген так и не понял, что вы подавили эти воспоминания?

Пендергаст резко остановился.

— Думаю, что нет.

— И как результат, вы так и не извинились перед братом и не попытались с ним помириться. Более того, вы никогда не говорили о том, что произошло, потому что полностью заблокировали память о Событии.

Пендергаст отвернулся.

— Но для Диогена ваше молчание означало совершенно другое. Он считал, что вы упрямо отказываетесь признать свою вину и не желаете просить прощения. И это объясняет…

Глинн не договорил и медленно откатился в своем кресле. Ему еще не все было известно — придется подождать результатов компьютерного анализа, — но в целом картина была ясной, словно написанная яркими, широкими мазками. С самого рождения Диоген был странным, мрачным ребенком — и очень талантливым,