снова это был его главный комментарий: ‘Я не мог сказать ’.

Эндрю сделал паузу в своей болтовне и перевел дыхание.

“Если бы все обо мне было известно в Кембридже, я бы почувствовал, что должен сыграть роль. Я понятия не имею, что это за роль, но не думаю, что смог бы быть самим собой. Итак, в моей обычной многословной манере, практически ничего не известно о моем прошлом в Кембридже. Я актер и нахожусь в своей новой роли. Я не хочу продолжать говорить о моем последнем фильме. Коннери никогда не сможет сбежать от Бонда, я не хочу всегда быть тем, кем меня определили бы, если бы все это вышло наружу ”.

Они посмотрели друг на друга, прежде чем снова повернуться к нему. Первой заговорила Фрейя.

“Это перспектива твоей жизни, о которой я никогда не задумывался. Даже аналогия в конце уместна. Это может определить тебя на всю оставшуюся жизнь. Я встречал многих представителей аристократии и даже второстепенных членов расширенной королевской семьи, и они говорят то же самое. Как трудно быть самими собой, титул, ожидания от определенного поведения - все это сговаривается, чтобы сдерживать их. Это одно и то же. Это не секретность ради секретности, хотя вы очень закрытый человек, это позволяет вам продолжать расти и быть тем, кем вы хотите быть, а не застревать в том виде, в каком вас видят другие ”.

Джим и Фрейя еще немного поговорили с ним в тот вечер, но на следующее утро воспоминания исчезли. После того, как они легли спать, Эндрю долго стоял у окна квартиры, выглядывая наружу, но ничего не видя, думая о прошедшем дне. Ему нужно было поговорить с кем-нибудь вслух о вещах, чтобы они начали приобретать для него смысл и чтобы его мысли, идеи и впечатления объединились во что-то более конкретное или постоянное. Жизнь Эндрю была путешествием, чтобы определить себя, от пережившего рак подростка до взрослой жизни, все это время имея дело со своими напряженными отношениями с родителями. Он мог разговаривать со своими друзьями и знакомыми и давать советы, но сам получал больше советов, чем когда-либо давал. Эндрю думал об этом разговоре с Джимом и Фрейей за последние пять лет. Сколько бы вы ни изучали тезаурус, вы продолжаете возвращаться к тому факту, что его жизнь была нереальной. Но в моменты просветления Эндрю также понимал, что чем больше ты отдаешь миру, как в целом, так и конкретно, тем больше получаешь. Эндрю страстно верил в карму и кармический баланс и поддерживал их. Он думал, что именно поэтому у него была эта внутренняя неприязнь, граничащая с ненавистью к ‘берущим’. Он пытался отдавать часть своего времени, своих денег, своей дружбы на протяжении всей своей жизни или, по крайней мере, с конца января 1979 года. И все же, как бы много он ни отдал, он получил гораздо больше взамен, в неисчислимом множителе.

Весной 1984 года это означало, что Эндрю все еще не был уверен в своем месте в мире, в том, куда он направляется и что он будет делать, когда доберется туда. Был ли он скрытной душой? Этого нельзя было отрицать, и он уже давно оставил попытки разобраться, как это произошло, это был классический пример противостояния природы и окружающей среды, и он никогда этого не узнает. Таким образом, он не был тем, кто по природе своей делился. Эндрю был застенчивым и замкнутым, особенно в группах среднего размера. Он не боялся огромных групп и презентаций, и он был великолепен в группе от четырех до восьми человек. Но эта золотая середина была тем местом, где он боролся. Он мог быть счастлив, разговаривая с группой людей в зале или в баре, но если группа начинала трансформироваться и расширяться, Эндрю всегда сжимался до предела. С годами становилось лучше, но это никогда не было естественным. Когда Эндрю видел, как комфортно другим в подобных ситуациях, он всегда поражался.

Очень многие люди думали, что знают его, но это был мираж. Эндрю не знал себя, и именно поэтому он упорно трудился над тем, чтобы отделить некоторые моменты своей жизни друг от друга. Либо это, либо он был скрытным мерзавцем, которому не нравилось быть в центре внимания. И то, и другое было правдой.

Том 11. Глава 5

Эндрю был уверен, что есть более близкие и удобные бассейны, чем Чизвик, но он не мог побеспокоиться о том, чтобы найти один из них или проложить к нему дорогу. Он знал, как добраться до этого бассейна, и это было всего в пяти минутах ходьбы от метро, когда он туда добрался. Для него, когда он нырял в бассейн, это было все равно что расслабиться в горячей ванне в конце холодного, тяжелого дня. Было в этом что-то такое, что просто расслабляло его. Эндрю знал, что ему есть о чем подумать, поэтому задал очень скромный темп и просто позволил своим тревогам и мыслям уплыть далеко позади. Он рассказывал своим друзьям о жизни подростка в Эдинбурге, общаясь с родителями своих друзей. Но Эндрю также был тверд в своем решении оставить остальных в покое. Он действительно думал, что легкий выговор Фреи в адрес них троих запомнится, но, несмотря на это, был уверен, что ничего хорошего не выйдет из того, что его жизнь станет более широко известна. Хотя он проводил последний день с Навьей и Хеленой, и, как оказалось, Рупаши, Эндрю ужинал с Джимом и Фрейей, а утром возвращался в Кембридж. Даже перспектива возобновления его семестровой рутины вызвала у него улыбку. Он много думал предыдущим вечером, так что это плавание было таким же очищением ума, как и все остальное, и он спокойно скользил по воде. 75 минут спустя Эндрю вернулся в квартиру, чтобы сообщить Джиму и Фрейе об ужине, а затем сразу направился к Метро.

Кингсбери был районом Лондона, о котором он не знал. Это была остановка за Уэмбли в метро к северу от стадиона, и район находился на полпути между Харроу и Хендоном. Лесли и Эндрю были на арене "Уэмбли", но не за ее пределами. Он пришел на 15 минут раньше, когда вышел со станции на Кингсбери-роуд и обнаружил, что это типичная британская хай-стрит. Букмекерские конторы, заведения на вынос, пабы, благотворительные магазины и банки были на виду. Некоторые магазины отдавали южноазиатским колоритом, но в остальном они могли быть где угодно