Кванталиан срывается, как только двери тронного зала закрываются, и они оказываются один на один друг с другом.

Бес падает на колени, но Эсфирь медленно осматривает помещение. Тронный зал короля Энзо переливался огненными оттенками от каменных кладок, витражных мозаик багрового трона в готическом стиле, на подлокотниках которого сидели две рубиновые саламандры. С горечью понимает, что весь цвет сейчас концентрировался на почти морковной макушке беса, склонившего голову.

Кванталиан. Тот самый хамоватый бес, к которому она сбегала от своих мыслей. Тот, кто никогда не осуждал её за убийства. Тот, кто никогда и не заикался об отношениях, но относился к ней, как к ледяной бентамидии. Или ей только так казалось, когда она тонула в вечной мерзлоте.

Он преклонял колени. Он склонял голову. Он умолял выслушать. Он желал замолить предательство. Но Эсфирь знала, что в бесах, как и в королях, нет места сожалению.

— Луна, мы можем исчезнуть. Сбежать прямо сейчас, — бес поднимает чёрные глаза, намертво впиваясь в её. — Энзо не оставит никого в живых. Узурпаторы обещали ему Тэрры альва и твоего брата в обмен на тебя. Прошу тебя, Луна, будь благоразумна. Давай сбежим! Давай начнём всё сначала! Давай забудем обо всех!

— Поднимись, Кван, — холодно произносит она.

Кванталиан послушно поднимается.

— Прости меня за терновник, прости меня за Игния. Я не знал, я не думал, я очень прошу, прости меня. — Кванталиан укладывает ладони на предплечья ведьмы. — Прости меня. Он будет говорить, что знает о моём предложении сбежать, но мы действительно можем это сделать. Хочешь отправимся в мир людей? Ты давно об этом говорила. Начнём всё заново! Как обычная семейная пара, только ты и я. Без магии, без этого мира.

— Как они вышли на тебя?

— Ты похорошела, Луна.

— Как. Они. Вышли. На. Тебя?

Эсфирь сдерживала ярость. За его перескакивание с темы на тему. За сбивчивость в мыслях. За руки на своих предплечьях. За это в миг одемоневшее «Луна». За предательство.

— Я сам пришёл к ним, — Кванталиан прикусывает щёку. Эсфирь разочарованно усмехается. — Всё не так, как ты думаешь! Сама знаешь, как я ненавижу Пандемониум! Энзо дал мне убежище. Здесь я схожу за своего больше, чем саламы! И всё было сладко, пока не пришли Узурпаторы. Они ищут тебя, — бес сглатывает. — Точнее, твоё сердце.

— И ты решил преподнести меня? Подарочную упаковку не забыл? — фыркает ведьма.

Ещё слово — и она размажет не только его, но и всю Тэрру.

— Да нет же! Я, наоборот, сбивал их со следа. А потом вдруг — Верховная становится Советницей Кровавого Короля. Я перестарался прятать информацию о тебе, а Энзо донесли на меня. Они пытали меня, Луна! Мне пришлось… пришлось всё рассказать… а потом вдруг это письмо…

— Какое письмо?

Эсфирь одёргивает себя от желания сделать шаг. В глазах застывает Видар, передающий конверт слуге.

Мерзавец, знающий все лазейки!

— О том, что ты находишься в этих краях, да с целой армией Кровавого Короля. Мне поручили тебя разыскать по…

— Одоранима… конечно, — ухмыляется Эсфирь.

Одоранима, более известна у мира нежити, какаромат души— то, что могли учуять лишь бесы в роде Кванталиана. Они могли разыскать любое существо, с которым имели когда-либо контакт. Единственный минус способности заключался в картинке — бесы чётко видели лишь свою цель, и того, кто вызывал в цели самый яркий спектр эмоций.

Кванталиан кивает головой, словно всё встало на свои места.

— Ты не пойдёшь со мнойиз-за него…

Эсфирь громко смеётся.

— Если ты не заметил, то он сдал меня вам! И убью я вас одинаково болезненно.

— Нет. Демон, ты даже в его цвете…

Кванталиан отходит на шаг назад, изумруд впервые выжигает сетчатку глаза.

— Я его Советница. Логично, что я ношу цвет его двора.

— Луна, это не цвет его двора, ну, то есть — зелёный, да, но… все знают, что изумруд — цвет только семьи, никто из подданных не имеет права надевать его. Никто, кроме тебя… Ты… Он выбрал тебя, а ты его…

— Что за чушь ты несёшь?

Эсфирь медленно облизывает губы. В лагере почти все были в оттенках зелёного, но смотрели только на неё. Пока она не придавала этому внимания и занималась делами, все вокруг обсуждали цвет камзола, цвет Видара. И сейчас его увидит король Третьей Тэрры.

Видар сделал из неё не только приманку, он сделал из неёповод для войны. И он… в каком-то смысле слова защитил её перед глазами Энзо.

— Луна, послушай, он — самое настоящее чудовище. Он сначала выбрал тебя, а потом сдал нам! Он предал тебя, слышишь? Будь всё по-другому, если бы Узурпаторы не охотились за тобой, я бы на твоём месте всё рассказал Энзо и принял его протекцию. Но Энзо вряд ли пойдёт против Генерала, а потому… прошу тебя, умоляю, давай сбежим!

Сердце Эсфирь непривычно сжимается. Она смотрит на Кванталиана. Интересно, ворвись несколько минут назад в темницу Видар, чтобы сделал он с Игнием? Вряд ли бы оставил в живых, как Кванталиан. Он бы расправился с ним. Медленно, мучительно, на глазах у всех. Не из-за неё, конечно. Просто потому, что его ослушались. Только никто не смел идти в обход слов Видара. Наверное, это ещё одна причина, по которой он носил прозвище — «Кровавый».

И как бы это ни было для Эсфирь, но в короле можно было видеть сильную опору, чувствовать его покровительство каждым изумрудом на камзоле. А вот видеть опору в Кванталиане сплошное сумасшествие.

Эсфирь усмехается. За всю жизнь она без конца подвергалась пыткам, но не выдала и толики знаний оппонентам. Но Кванталиан… Эсфирь уверенна, что он разболтал всё в тот момент, как только над ним занесли лезвие, лишь бы его такое идеальное тело не пострадало. И сейчас — сейчас он делал всё, чтобы она согласилась сбежать. Пытался очернить того, кто давно утонул в своей черноте. Она чувствовала (а теперь и знала), что её нахождение здесь — дело рук спокойной, невозмутимой, самовлюбленной рожи короля. И знала, что вернётся только для того, чтобы съездить по ней чем-нибудь тяжёлым!

Эсфирь приподнимает подбородок.

— Знаешь, Кван. Луше быть на одной стороне с настоящим злом, чем у него на пути.

— Помни, что у тебя был шанс, — тихо произносит бес.

Эсфирь ухмыляется. Это у них был шанс.

Двери в тронный зал распахиваются. Кванталиан разворачивает Эсфирь лицом ко входящим. Король Третьей Тэрры не шёл, будто бы плыл по полу. Его доспехи отливали краснотой, а на груди красовалась рубиновая саламандра — символ Джайстайна.