Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Известие о том, что Суворов съезжает и, значит, придется искать нового партнера для игры, на время заняло мысли Грищенко, но вот беспокойство, душевный дискомфорт вернулись. Петр Максимович заерзал на диване, извинившись, придвинул к себе телефон и набрал домашний номер Лазарева.
— Да, Хвостов слушает, — ровный баритон нового, неизвестно откуда взявшегося референта источал спокойствие.
Не ответив, Грищенко положил трубку. «Все верно, референт действительно сейчас на квартире Лазарева», — подумал он и почувствовал, что успокаивается. Петр Максимович улыбнулся Суворову, дав понять, что продолжает слушать его со вниманием.
— Иногда за границей в короткосрочных командировках я останавливался в недорогих отелях, — говорил Суворов, но Петр Максимович, уже потеряв нить разговора, теперь уже не пытался понять его смысла. — Там нет нашего кондового обслуживания. Этих горничных с мочалками на головах вместо причесок. Все аккуратно. Тебе за твой доллар десять раз в ноги поклонятся.
Грищенко решил, что речь идет об отелях азиатских стран, и снова перестал слушать. Он сам немало поездил по свету и путевым рассказам бывших торгпредов не очень-то верил. «Ничего, уголовным личностям, вроде Аронова, скоро не нужно будет подавать руки, — думал Грищенко. — Такие союзники больше не нужны. Хватит иметь с ними дело, рискуя репутацией. Хватит. Куда приятнее быть союзниками с таким бизнесменом, как Сайкин. Человек сделал себя сам с ног до головы, начал с нуля. Умный, оборотистый. К сожалению, союз с ним невозможен. Сайкин, что называется, по другую сторону баррикад».
Петр Максимович помассировал ладонью лоб. Головная боль после встречи с Сухим почти прошла. «Этому Сайкину давали за комбинат настоящую цену, а он отказался, — Грищенко вздохнул. — Всякое партнерство исключил. От коммерческих кредитов, которые со временем стали бы для него удавкой, отказался. Осторожен, расчетлив. Нашел частного инвестора, пожертвовал многим, чтобы отстоять комбинат. Но, в конце концов, уступил, вернее, уступит».
— Эта примитивная румынская мебель, да она из моды вышла вот уж как десятилетие, — говорил Суворов.
Грищенко, чтобы поддержать разговор, постарался понять, о чем идет речь, но так ничего и не понял.
— О таких гарнитурах наши генеральские жены в свое время мечтали, — Суворов показал пальцем на журнальный столик и софу. — Эта полироль, натуральный шпунт, кому это нужно сегодня? Каменный век. В моде пластмассы, хромированные детали, цветные композиты.
«Боже мой, чем забита его голова? — спросил себя Грищенко, делая вид, что слушает собеседника. — Да, не голова у тебя, Суворов, а платяной шкаф. Все в ней помещается».
* * *
Телефонный звонок, которого Петр Максимович ждал, почему-то заставил его вздрогнуть. Грищенко взял трубку, но вместо Лазарева услышал бархатный баритон Хвостова.
— Только что со мной связался шеф, — новый референт был деловит. — К сожалению, вам он дозвониться не может.
Хвостов кашлянул.
— Валерий Станиславович убедительно просил вас сейчас же подъехать сюда, к нему на квартиру.
— Но ведь мы договаривались, — начал было Грищенко, но референт перебил.
— Я только передаю вам то, что меня просили передать, — Хвостов снова кашлянул. — Валерий Станиславович сказал, обстоятельства изменились. Он просил вас приехать срочно. Сказал, чем скорее, тем лучше.
— Больше он ничего не передавал?
Грищенко понял, что сломано не только утро, но и весь день. Изменение обстоятельств — это всегда неприятности.
— Передал только это, — ответил Хвостов. — Два раза повторил, чтобы выезжали немедленно.
— Хорошо, — Грищенко, озадаченный, положил трубку и поднялся на ноги. — Простите, дела зовут в Москву. В следующий раз играем на шампанское.
— Слушайте, жену в город не подбросите, не в службу, а в дружбу? — Суворов тоже поднялся и помахивал спортивной сумкой.
— Извините великодушно, некогда ждать, пока она соберется.
— Ладно, — вздохнул Суворов. — Сам отвезу.
«Точно, поссорились», — решил Петр Максимович. Проводив гостя до двери, он еще раз извинился за то, что сорвал игру, пожал руку Суворова и быстро оделся.
Морозное утро показалось Грищенко прекрасным. На воздухе он заметно повеселел. Щеткой смахивая снег с кузова «Мерседеса», припаркованного прямо у дверей главного корпуса, он даже замурлыкал песенку.
Небо очистилось, через прозрачные облака готово было проглянуть солнце. Решив, что двигатель достаточно разогрелся, он обошел машину со всех сторон, распахнул дверцу и засунул щетку под сиденье. Перед тем как сесть за руль, он еще раз бросил взгляд на темный хвойный лес, поднял голову на окна своего номера и вдруг застонал.
От подъезда корпуса быстрым широким шагом к машине приближался Сухой.
— Как хорошо, что ты не уехал.
В длинном расстегнутом пальто, без головного убора и шарфа Сухой выглядел так, будто вышел из корпуса только затем, чтобы выкурить на морозце сигарету и вернуться. Лицо его порозовело, казалось, это не он на глазах Грищенко выпил из горлышка бутылку какой-то гадости совсем недавно.
— Дозвонился сейчас в Москву, один состоятельный коллекционер из Германии хочет посетить мою студию. Сегодня я стану немного богаче. Так что придется вам, хотите того или нет, подвезти меня.
— Садись.
Грищенко произнес про себя трехэтажную матерную тираду, залез на сиденье и открыл дверцу Сухому. Лирическое настроение выпало в осадок.
— А где твоя тачка?
— С той стороны корпуса стоит, только сейчас за руль лучше не садиться, — Сухой пребывал в приподнятом настроении. — Если все получится, сегодня вечером гульнем на все сто.
— Если, — сказал Грищенко, к которому возвращалось мрачное настроение.
* * *
Он слишком сильно выжал газ и дернул с места. Проехав распахнутые настежь ворота вахты, он свернул на пустую двухрядную дорогу, весьма приличную, проложенную еще в ту пору, когда в «Березовой роще» отдыхали в основном партийные работники среднего звена.
Слева остались поселковые дома, большинство взрослых жителей этого населенного пункта работали в пансионате. Петр Максимович часто удивлялся, как один пансионат кормит целый поселок, но понять этого не мог.
— Тут про Постникова интересные вещи одна общая знакомая рассказывала, — Сухой поправил на шее алую бабочку. — Где-то он выкопал книгу переводную, китайскую, что ли. Называется «Организм лечит сам себя». Там есть рецепт от облысения.
— Ну, и что?
— Постников применяет этот рецепт, экспериментирует, У него ведь лысина с этот руль. Так вот, от окончательного облысения он мажет на ночь собственным дерьмом лысину и ложится спать в пластиковом колпаке, чтобы не пачкать постельное белье. Все его женщины сейчас, конечно, разбежались. Говорят