Юра выключит приемник. Стал слышен свист ветра. Семен шумно пил чай. Сайкин жевал уже второй бутерброд, вновь переживая вчерашний приступ аппетита. От станции прошла женщина в старом мужском пальто с каракулевым воротником. Снег поскрипывал под ее белыми валенками.

— Пустую банку несет, — отметил Семен. — Молоко на станции уже кончилось.

Он полез в бардачок, вытащил оттуда граненый стакан и, протерев его носовым платком, до половины наполнил чаем и передал Сайкину. Вдалеке внезапно затявкала собака и так же внезапно оборвала лай.

— Вы убьете его? — спросил Юра.

Сайкин промолчал. Он жевал бутерброд и разглядывал калитку в сплошном заборе на противоположной стороне улицы. На дверце была приколочена жестяная табличка, когда-то сорванная с трансформаторной будки. На черном фоне белел человеческий череп, надвое пересеченный красной молнией. „Опасно для жизни. Высокое напряжение“, — предупреждала табличка.

Сайкин распахнул дверь и сплюнул на снег застрявшие в зубах чаинки. Ветер бросил в салон горсть снежинок. Хлопнув дверцей, Сайкин предложил оставшиеся бутерброды и передал Юре похудевший сверток. Тот кончиками пальцев стучал по баранке.

— Вы его убьете? — повторил он.

— Ну что ты задаешь дурацкие вопросы? — рот Семена был занят бутербродом.

— Так убьете?

— Нет, конечно, передадим привет от матери Терезы, — Семен вытер губы. — И по домам.

Сайкин жалел, что взял с собой парня. За рулем мог сидеть и Семен. Юра задавал вопросы, проявляя беспокойство, он оказался человеком не на своем месте. Когда, миновав кольцевую, они нашли подходящее место, чтобы сменить на машине номера, так, на всякий случай, Юра начал волноваться и лезть со своими вопросами.

„Веди себя как мужчина, — сказал Сайкин. Его раздражал этот неуместный сейчас праздный интерес. — Твое дело только сидеть за баранкой и глядеть на дорогу. Всего-то“. Юра замолчал на время, и Сайкин подумал, что он еще мальчишка, не годный для взрослых дел. Сидеть бы ему сейчас с девочкой у телевизора. Но что делать, обратно парня не отправишь. Значит, придется терпеть его общество. Сайкин посмотрел на часы — скоро полдень.

Он допил чай и передал пустой стакан Семену. Мобильный телефон молчал. Последнего звонка, звонка от Еремина можно ждать, а можно и не ждать. Так или иначе, дело почти сделано.

Им, Сайкиным, хотела полакомиться целая компания, ничего не получилось. Трапезу отменили в последний момент, а едоков самих отпустили на фарш. „Превратности судьбы, — сказал себе Сайкин и зевнул во весь рот. — Осталось довести дело до логического конца. Задача простая. Настолько простая, что поручать ее посторонним людям не имеет смысла“.

Из телефонных переговоров с Ереминым Сайкин понял, что все идет гладко, но в дело вмешалось одно непредвиденное обстоятельство.

* * *

В машине Грищенко, когда ее остановили на выезде из пансионата „Березовая роща“, каким-то образом оказался посторонний человек. По документам некий Василий Сухой. Очевидно, попросил Грищенко подбросить его до города.

„Кто знает, за каким поворотом ждут неприятности или вот такая драматическая развязка, как с этим Сухим, будь он трижды неладен“, — думал Сайкин. Сам черт угораздил этого Сухого влезть в машину, сам себе подписал приговор». Да, Еремину ничего другого и не оставалось, только прибрать этого типа. Случай неприятный, более чем неприятный. Но останься Сухой жив, события сегодняшнего утра могли пойти совсем по другим рельсам. Сейчас решение Еремина избавиться от свидетеля кажется единственно верным.

Возможно, со временем в голову придут другие варианты, позволяющие оставить этого случайного человека в живых. Но это все потом, когда уже ничего не изменить, не исправить.

— Фамилия Сухой никому не знакома? — вслух спросил Сайкин. — Может, слышали, Сухой?

Семен, не поворачиваясь, пожал плечами.

— Что-то знакомое, — сказал Юра. — У меня память хорошая на имена. Точно, слышал эту фамилию. Может, потом вспомню. А что, это важно?

— Не особенно важно, — сказал Сайкин. — Можешь не стараться.

Действительно, ну какая разница, каким был этот человек при жизни, женат или разведен, имел много детей или остался бездетен, пил запоем или был убежденным трезвенником, какая разница, какими болезнями он болел. Это теперь не имеет теперь значения. Лучше не знать никаких подробностей, никаких обстоятельств его жизни. Теперь у господина Сухого не будет даже своей могилы. Такое жестокое наказание — и без вины. Только за то, что имел глупость сесть не в ту машину.

Сайкин смотрел, как мимо них в сторону станции прошел, опираясь на палку, старик, свободной рукой держа тонкий поводок. Беспородная собачонка, трусившая краем дороги с их стороны, остановилась, понюхала покрышку «Жигулей» и задрала лапу. Старик, недовольный остановкой, дернул поводок, и собака, оторвавшись от своего дела, последовала за ним. Проводив взглядом старика с собакой, Сайкин вытащил из спортивной сумки пистолет. Держа его стволом вниз, он передернул затвор и поднял предохранитель. Юра обернулся на звук.

— Если вы не собираетесь его убивать, зачем же пистолет?

Сайкину надоели глупые вопросы, ему захотелось ответить резкостью, но он сдержался. Он заметил, как испуганно смотрит на него, засовывающего пистолет за брючный ремень.

Сайкин усмехнулся в лицо парню.

— Ты уже, наверное, догадался, что моя фирма занимается не гуманитарными проектами, это не филиал православной церкви. В общем, нас хотели скушать, а вышло наоборот. Если тебе это не по душе, можешь уйти сейчас же и добраться до города электричкой. И я тебя пойму. Я тоже был идеалистом со сладким зефиром вместо мозгов. Просто это молодость. В эту пору жизнь кажется лучше, чем она есть на самом деле. Так что можешь уходить. Вернешься, когда подрастешь.

— Теперь жизнь кажется хуже, чем она есть на самом деле? — Юра не двинулся с места.

— Теперь нет иллюзий, — сказал Сайкин. — Жизнь просто такая, какая она есть. Ни лучше, ни хуже, — Сайкин поправил пистолет под ремнем, ствол больно упирался в ногу. — Так ты уходишь?

— Остаюсь, — Юра ударил ладонями по коленям, словно выразил свою решимость.

Сайкин рассеянно смотрел на пустую дорогу впереди. Ему почему-то вспомнился рассказ Пашкова, название которого сейчас выскочило из головы. Герою рассказа, неисправимому идеалисту, его более опытные товарищи рассказывали такие гадости, в которые он отказывался верить. Он считал, что такого просто не бывает. Но его заставили убедиться, что бывает и не такое.

Так, о невесте главного героя никто не сказал доброго слова, чаще всего ее называли шлюхой. Жених утверждал, что она не такая. В конце концов, оказывалось, что она именно такая. Все иллюзии разлетелись по ветру. «То ли он слишком неотесанный, то ли слишком романтичный, этот Юра, — думал Сайкин. — Как тот парень из рассказа. Пора бы уж ему расставаться со своими