Темса постучал по свитку.

– Подпишите.

– Что это?

Одурманенный вином судья пытался понять, что происходит, и задергался в крепких руках Даниба.

– Подпишите, и тогда я, возможно, пощажу вас.

– Я ничего не подпишу!

Гхор вспомнил о своем положении в обществе, как будто оно могло выручить его сейчас, когда рядом с ним лежали убитые серек и тор.

– Даниб?

Раздался громкий треск, и судья завизжал: его вторую руку призрак сдавил своей рукавицей. Из щелей шлема вылетали завитки голубых паров, и я представил себе, что Даниб сейчас улыбается.

Оказалось, что со смелостью у Гхора плоховато, и ручка, хотя и подрагивая, с удивительной скоростью заскрипела по свитку. Темса посмотрел на своих подручных и улыбнулся.

– Как все просто! Слуга Кодекса, и так легко сдался? По-моему, это говорит о городе больше, чем мои убийства. Вот знак, держи.

Руссун, лицо которого было запачкано рвотными массами, поспешил к Темсе. Темса ткнул его тростью в грудь.

– Осмотри все трупы и сделай список всех, кто хранил деньги на Монетном дворе Фенека. Я хочу, чтобы их монеты доставили в мои хранилища. А также монеты всех остальных, на которые я могу предъявить свои права, не вызывая чудовищных подозрений. Укажи их моим людям, а они их соберут в кучу.

– А остальные? – подала голос Джезебел.

– Поработи их. Забери безделушки. Отрежь языки. Продай задешево на рынке или Консорциуму. По слухам, Кел-Дуат расширяет производство.

– Тор… Мой отец никогда… – пискнул Руссун.

Темса с силой ткнул его в грудь.

– Уверен, тор Фенек не будет против. Ведь ему, как и тебе, хватило глупости обзавестись потомством.

Двое громил в черном повели Руссуна к выходу, и во время этого жуткого путешествия его лицо из зеленого стало белым. Подмигнув ему, Темса снова повернулся к Гхору.

– Итак, судья. По слухам, ваше хранилище спрятано. Будьте умницей, скажите, где оно, а? Это сэкономит нам время.

– Нет.

Раскрытые от ужаса глаза Гхора разглядывали мертвецов; он явно пытался не пересчитывать их. Именно в подобные моменты человек вынужден решать, ради чего стоит умирать и чем можно пожертвовать ради собственного спасения. Оказалось, что Гхор – дурак: он думал, что у него есть выбор.

– Нет! Свои монеты я не отдам! – воскликнул он.

Усмехнувшись, Темса сделал шаг назад.

– А что, по-вашему, вы сейчас подписали? Эти монеты уже принадлежат мне. Видите эту тень? Он – лучший замочный мастер в Дальних Краях. Вы мне уже не нужны.

– Я… – Осознание поразило судью словно удар наотмашь. – Палата тебя казнит! Тебя забьют камнями у Великого колодца Никса!

Вздохнув, Темса перевел взгляд на Джезебел.

– Бесполезные угрозы всегда начинаются именно в тот момент, когда надежды больше нет. Верно, дорогая?

Острый показался мне черно-медным размытым пятном. Разрез был таким тонким, что все недоуменно переглянулись: где же кровь? Вдруг она потекла по шее и груди судьи, появившись словно из ниоткуда.

– Я ненавижу свою новую жизнь, – выдохнул Острый.

К несчастью, судья решил испустить дух, глядя мне в глаза, словно возлагая всю вину на меня. Я не мог смотреть на эти выпученные красные глаза и, спасаясь от них, посмотрел на Темсу. Тор запустил руку под окровавленный воротник Гхора, вытащил оттуда ключ на цепочке и бросил его мне.

– Работай! – заревел он.

Джезебел подтолкнула меня, следуя за своим боссом; мы пересекли залитый кровью зал и пошли дальше, наверх. Нас окружали солдаты Темсы; на каждом этаже они расходились по коридорам, стучали молотками по стенам и рвали на части шкафы. Они, похоже, давно привыкли к подобной работе. Где-то далеко внизу раздавались звуки боя. Видимо, нужно было разобраться с оставшимися телохранителями.

Темса предположил то же, что и я, и нашел хранилище в спальне судьи. Некоторые аристократы невольно стараются держать свои сокровища поближе к себе. Именно поэтому многие из них сторонились банков: они верили в то, что богаты, только если могли увидеть и потрогать свое богатство. Однажды я ограбил дом, где хранилище находилось под кроватью: хозяин дома хотел спать на своей добыче.

Люди снова взялись за работу: сдвинули в сторону бархатные занавески, выломали фальшивую стенку. Совсем скоро комната наполнилась блеском золота и стали.

Темса, видимо, решил меня подбодрить.

– Твой черед, Келтро, – шепнул он мне на ухо. – Смотри не облажайся.

Меня вытолкнули вперед, несмотря на то что я уже потирал руки. Рядом со мной, звякнув, приземлился мешочек, и я уже знал, что в нем мои инструменты. Прижав их к боку, я оценил сложность задачи.

Хранилище было монстром, но монстром симпатичным. Его внешняя поверхность представляла собой прямоугольник из полированного металла, на котором были выгравированы сцены из истории Арка. Меня они не интересовали. В центре прямоугольника, между двух золотых колонн, находилась небольшая дверь. Из нее выступала целая подборка запирающих механизмов в форме звезд и лун, украшенных аметистами, агатами и резной костью.

– Привет, лапочка, – шепнул я хранилищу, обводя взглядом драгоценные камни.

Темса стукнул тростью по мраморному полу.

– Ну? Чего ты ждешь?

– Я думаю! – огрызнулся я.

– Испугался, что ли?..

– Это хранилище построили «Фенрис и дочери». Дверь из наливного камня, с внешним стальным слоем и золотыми панелями. Последовательно срабатывающий механизм для двух ключей, дополненный кодовым замком – и, несомненно, с ложными вратами на дисках. Приваренные запорные планки, защита от сверления и закрытые дверные петли. Задача сложная, но решаемая. Гхору нужно было меньше тратить на дверь «Максир» и больше на хранилища.

Я улыбнулся – совсем не застенчиво. В ответ Темса просто скрестил руки на груди.

Я поднял вверх окровавленный ключ. От моего прикосновения металл покрылся изморозью.

– Одного ключа не хватает, но, к счастью для тебя, тор, Фенрис и дочери делали одни из самых шумных замков в мире. Дрянь, а не замки.

Подойдя к двери, я приложил ухо к золотой накладке рядом с первой замочной скважиной, вставил в скважину ключ Гхора и стал слушать, поворачивая ключ – один раз, второй, третий. Шестеренки под металлическими пластинами пели для меня, словно хор. Я оставил замок отпертым и перешел к следующим, вставив две отмычки в защищенную замочную скважину. Я уже давно не держал в руках свои инструменты, и мои пальцы были менее ловкими, чем обычно. Я во всем винил недавние вселения, и все же сталь под голубыми пальцами казалась мне более твердой, чем все, к чему я прикасался с тех пор, как стал призраком. Стиснув зубы, я приступил к работе.

Для меня это был бой. Мой разум против машины и изобретательности; оружие – мои инструменты. Остальные видели лишь призрака, который что-то бормочет, стоя перед красивой дверью.

Темсе быстро надоело следить за еле заметными движениями моих рук и разглядывать мое перекошенное лицо, и он оставил меня вместе с Джезебел. Они с Данибом ушли; им наверняка не терпелось поскорее осмотреть башню судьи. Я не возражал. Я был занят – вел поединок с дверью.

Один