Парни приобняли подругу, и заказали по большому какао с маршмеллоу. Тогда Аннабелль казалось, что все налаживается.

Из-за переживаний и других неприятных ситуаций, Белль почти забросила хобби, но Роберт и Доминик умело влюбили девушку в искусство вновь. Они показала ей интересные места Монреаля, открытые крыши, прудики, скрытые от посторонних глаз. И, наконец, в день рождения, преподнесли Аннабелль маленький этюдник для путешествий и книгу по теории живописи.

Но…

* * *

Одним мартовским днём, когда снег почти сошёл и виднелся асфальт, а воздух был свеж, Адам позвонил девушке, чтобы попрощаться. Он попросил ее приехать к нему домой, и Морган сорвалась, как обычно, прилетела на своих маленьких крылышек, сотканных из тревоги. Аннабелль застала его тогда, когда он вышел из дома, волоча за собой чемодан.

— Адам, ты — то куда уезжаешь? — произнесла она напугано.

Адам прижал ее к себе, пригладив непослушные волосы. Через минуту, он отстранился и загрузил чемодан в багажник подоспевшего такси.

— Я поеду в Европу, у отца там осталась кое-какая недвижимость, — объяснился он, — нужно срочно ехать, потому что дом уже пытались вскрывать.

Аннабелль устало потёрла глаза.

— О, господи, — сказала она, — я надеюсь, все хорошо.

— Через пару недель вернусь, надо сменить обстановку, не раскисай. Тем более, ты постоянно с этими двумя голубками. Они там еще не съехались? — улыбнувшись, спросил Адам.

Аннабелль рассмеялась.

— Адам…Как тебе не стыдно!

— Стыдно что? Шутить про Шантильона? Как мы только друг друга не называли…

— Так, ладно, не посвящай меня в это. Я тебя жду. Возвращайся поскорее.

— Знаю. Еще бы ты меня не ждала, принцесса. Адам и Аннабелль — две «А», вместе навсегда, — прошептал он Морган на ухо.

— Люблю тебя, — сказала Аннабелль, мягко улыбнувшись.

— Носишь браслет? — спросил Адам, бросив взгляд на наручные часы.

Задрав рукав темного плаща, Аннабелль обнажила запястье — браслет с подвеской в виде наручника украшал его. Снять украшение мог только Адам, на браслете был маленький замочек, а ключ находился у парня. Он подарил его на совершеннолетие — две недели назад. Красивая вещь в знак вечной любви. У Адама на руке — точно такой же — только чуть грубее.

— Ты знаешь, я никак его не сниму. Если даже захочу, — улыбнулась девушка, — а я не хочу.

— Люблю тебя, — произнес Адам тихо, — мне пора, девочка. Я буду звонить дважды в день, бери трубку, важно.

Аннабелль ощутила, как горячие слёзы текут по лицу. Смахнув их, Адам поцеловал ее в лоб и помахал рукой. Схватив его за рукав, она заставила парня остановиться, чтобы ещё разок посмотреть на него.

— Чем быстрее уеду, тем быстрее вернусь, — прошептал Адам и сел в машину.

Такси удалялось. Скрестив руки на груди, она стояла рядом с домом Адама, не понимая что делать дальше. Будущее никогда еще не казалось ей настолько туманным. Особенно после недавнего разговора с ребятами. Она до сих пор не решила ничего, кроме того, что собирается переезжать в другой город. Аннабелль постоянно находилась рядом с Адамом, переписывалась с ним и этот отъезд заставил ее раствориться в собственных переживаниях и взглянуть на отношения глубже.

И если бы Адам звонил дважды в день, как обещал! Нет! Клэман просто испарился. Уехал и больше не звонил. Заходя в социальные социальные, Аннабелль видела, что Адам не обращает никакого внимания на ее сообщения. Доминик предположил, что у него могут быть какие-то проблемы со связью, но разве они могли тянуться так долго?

С того момента, жизнь Аннабелль перевернулась с ног на голову. Морган, как будто, не хватало кислорода. Она почти не спала ночами, ворочаясь и бесконечно обновляя ленты в социальных сетях. Любая, проезжающая мимо дома, машина заставляла ее бежать к окну. Вдруг это Адам? Вернулся и хочет ее видеть? Она часами смотрела на свой браслет, украшающий худую кисть. Вот уж точно, наручники. Скована, связана по рукам любовью Адама. Дни потеряли свои номера, цветущая весна проходила мимо. Без Клэмана мир превратился в безобразное болото, карикатуру на шедевр, выставленный в Лувре.

И только в те моменты болезненного одиночества, Аннабелль прочувствовала, как сильна любовь и как ужасна привязанность к Адаму. Написывая ему сообщения, Аннабелль почти не слушала учителей. Бабушка долго гостила в их доме, помогая ей исправить оценки, но без нее — она скатывалась снова и снова. Ежедневно садилась за задания, видела, что знает верный ответ, но закрывала тетрадь и ложилась на кровать. Она часами бесцельно бродила по городу, слушая музыку в наушниках, а потом возвращалась в школу, где ее аккомпанементом стали бесконечные сплетни.

И что важнее всего — Ингрид не приходила в школу около трёх недель. Мирта и девочки из ее компании говорили учителям, что та сильно болеет, но Аннабелль заподозрила кое-что другое. Ингрид не пришла в школу через день после отъезда Адама. Тут складывался самый неприятный пазл. Что, если она уехала с Адамом? Поэтому он не брал от нее трубку, поэтому не писал. Решил бросить и не знал как сказать.

Но отсутствие Ингрид не сильно скрасило школьную жизнь Морган. Мирта со свитой все ещё травили ее. Испорченные вещи, словесные грубости, ложь, смятые контрольные и тесты — Мирта досаждала Морган. Морща нос, она одаривала ее взглядом свысока и вытаскивала средний палец, показав неприличный знак. Со временем Аннабелль перестала реагировать — смысла не было. Бороться с ней она не могла, а доказывать что-то не хотела. Да и ситуация приняла другой оборот, когда Белль услышала то, как Мирта общается с матерью, спрашивая ее разрешения на каждое действие, буквально, даже на то, чтобы попить чай. Мать Мирты пропускала слова дочери мимо ушей, либо рычала и ворчала, как самый страшный зверь, которого заперли в зоопарке. После этого эпизода Аннабелль перестала смотреть на Мирту как на палача, она скорее, стала жертвой матери.

Когда-то Ронан учил ее искать положительное во всем, даже там, где кажется, что все кончено. Он сказал такую вещь: «Если мы на дне — то только можем порадоваться. На дне спокойно, можно подумать обо всем. И солнце не такое яркое, в глаза не светит». Морган запомнила те слова и пыталась жить по этому принципу, постоянно искать хорошее и светлое. Так что, по мнению Аннабелль, завидовать было нечему. И в этом находились плюсы.

Морган все чаще запиралась в комнате, чтобы остаться в одиночестве и порисовать. Она рисовала и раньше, но в тот момент, кроме рисунков у нее больше ничего не было. Ни веры в себя, ни здоровой самооценки,