наследия в России. Конечно, тот факт, что Воркута была целиком создана советской системой и теснейшим образом связана с террором и принудительным трудом, делает ее особенно ярким примером такой борьбы. Поэтому исследователи истории Воркуты вынуждены примирять друг с другом как минимум три ключевых аспекта истории города: во-первых, он был создан как лагерный комплекс, где сотни тысяч подневольных работников ежедневно боролись за выживание; во-вторых, он превратился в советский моногород, жители которого (в том числе бывшие заключенные и ссыльные) жили сравнительно неплохо и имели широкие возможности для социальной мобильности; в-третьих, его локальная экономика совершенно рухнула в постсоветскую эпоху, что вызвало бедность, депопуляцию и массу социальных проблем898. Попытки примирить между собой эти три аспекта истории города часто приводили к совершенно разным выводам. С одной стороны, некоторые хотели бы изобразить Воркуту как место, связанное исключительно с жертвами и страданиями. Энн Эпплбаум довела эту мысль до логического завершения, трактуя город как чудовищную ошибку, и не более899. Такой подход во многих отношениях, безусловно, оправдан, особенно с точки зрения бывших заключенных и их семей, но в нем игнорируется тот факт, что многие бывшие заключенные поселились в городе после освобождения и зажили в нем новой жизнью. Назвать Воркуту не более чем «ошибкой» – значит обесценить вклад в реконструкцию города многих его участников, в том числе бывших заключенных. С другой стороны, многие, в том числе городские власти, воздвигшие памятники в честь вклада города в строительство Советской и Российской империй, хотели бы преуменьшить или вообще проигнорировать роль ГУЛАГа в воркутинской истории, и этот подход гораздо более проблематичен. Отказываясь признать роль принудительного труда в истории города, его приверженцы не только тривиализуют принудительные жертвы множества заключенных и ссыльных, содержавшихся в Воркуте, но и пытаются оправдать худшие практики сталинского государства, доказывая, будто массовый террор был необходим для строительства и поддержания могущественной Советской империи.

Оба этих подхода, каждый по-своему, не учитывают, насколько ГУЛАГ был встроен в советскую систему. Как я доказываю в этой книге, лагеря ГУЛАГа представляли собой часть сообществ, которые их окружали, и связывались с ним мириадами экономических и социальных связей. Лагерные комплексы по идее должны были быть полностью изолированными пространствами, но границы между зоной и внешним миром оставались проницаемыми и зачастую подвижными. То же касалось статуса и идентичности жителей гулаговского города, которые были гораздо сложнее простой дихотомии между заключенными и «свободными». Социальный статус был крайне изменчив; он зависел как от позиции человека в сложной официальной иерархии, так и от неформальных практик и отношений, характерных для лагерей, как и для всего советского общества. Гулаговские лагеря функционировали как неотъемлемая часть советского общества, в то же время советская система принудительного труда была тесно переплетена с советской историей и остается такой спустя десятилетия после гибели Советского Союза. ГУЛАГ не исчез в пятидесятых годах после смерти Сталина, сколько бы ни пытались искусственно привязать эту систему к далекому сталинскому прошлому. Система принудительного труда глубоко повлияла на страну, и это влияние проявлялось повсеместно. Бывшие заключенные и ссыльные, не говоря о бывших начальниках лагерей и охранниках, пытались перейти к гражданской жизни, многие – в бывших гулаговских городах. Десятки тысяч промышленных предприятий, построенных заключенными, продолжали работать десятилетиями. Целые города, подобные Воркуте, были обязаны ГУЛАГу своим существованием, и их городские ландшафты изобиловали инфраструктурой, построенной руками заключенных и ссыльных. Благодаря строгой цензуре в шестидесятых годах прекратились публичные дискуссии о ГУЛАГе, но никакое государственное вмешательство не могло скрыть следов этой системы и ее сохранявшегося влияния на жизнь в Советском Союзе.

Эта книга – попытка пересобрать отдельные фрагменты истории Воркуты. В ней я постарался дать слово некоторым из сотен тысяч человек, сыгравших свою роль в истории города: заключенным со всего Советского Союза и Восточной Европы, ссыльным из советских деревень, лагерным служащим и охранникам, комсомольцам-добровольцам, демобилизованным солдатам и многим другим людям, приехавшим в город при позднем социализме в поисках экономических возможностей. Я исследовал трагедии, триумфы и нелепости жизни в гулаговском городе и моногороде. В этой работе я исходил из того, что для лучшего понимания советского прошлого историки должны изучать маленькие периферийные города, разбросанные по обширному пространству Советского Союза. Именно в таких местах особенно ясно видно, насколько ГУЛАГ был переплетен с советским обществом и советской историей.

ПРИЛОЖЕНИЕ А. ДАННЫЕ О ЗАКЛЮЧЕННЫХ

Большинство рядов данных, представленных в этом приложении, составлены по статистическим сводкам администрации ГУЛАГа. Информация взята из квартальных отчетов о контингенте отдельных лагерей. Как правило, я использовал отчеты за первые кварталы каждого года, так что цифры соответствуют положению на 1 января. Исключения: данные о каторжниках за 1945 год относятся к 1 апреля; все данные за 1952 год относятся к 1 апреля; данные о Речлаге за 1954 год относятся к 1 апреля. За 1940, 1941 и 1951 годы данных нет. В сводке за 1944 год нет данных о каторжниках. Поскольку это была сравнительно небольшая группа заключенных (около пятисот на конец года), эта лакуна не вносит существенного искажения в ряд данных.

Таблицы А.1.1–А.4.3 опираются на один и тот же набор данных, поэтому я указал источники только в таблицах А.1.1–А.1.3. Пустые клетки означают отсутствие данных. Все остальные исключения и отступления от общих правил отмечены под каждой отдельной таблицей.

Таблица А.1.1. Численность заключенных Воркутлага, 1939–1948

Источники: ГАРФ. Ф. Р-9414. Оп. 1. Ч. 2. Д. 360; Д. 370; Д. 378; Д. 411; Д. 428; Д. 446; Д. 459; Д. 469.

Таблица А.1.2. Численность заключенных Воркутлага и Речлага, 1949–1954

Источники: ГАРФ. Ф. Р-9414. Оп. 1. Ч. 2. Д. 471; Д. 478; Д. 492; Д. 506.

Таблица A.1.3. Численность заключенных Воркутлага, 1955–1958

Источники: ГАРФ. Ф. Р-9414. Оп. 1. Ч. 2. Д. 511; Д. 513; Д. 517; Д. 524.

Таблица A.2.1. Приговоры заключенных Воркутлага (избранные преступления), 1939–1948

Таблица A.2.2. Приговоры заключенных Воркутлага и Речлага (избранные преступления), 1949–1954

Таблица A.2.3. Приговоры заключенных Воркутлага (избранные преступления), 1955–1958

Таблица A.3.1. Сроки заключения в Воркутлаге (лет), 1942–1948

a Не равно полной численности заключенных на 1 января