В общей душевой она присмотрела идеально подходящую трубу с выемкой на нужной высоте, которая послужит импровизированным, но весьма надежным крючком.

Зря она так импульсивно пыталась расстаться с жизнью в прошлый раз. После инцидента с разбитым стеклом она долгие месяцы прожила в комнате вообще без окна. А как можно кого-то вылечить в такой обстановке? Но пожаловаться было некому – папа умер, а Денис засел в тюрьме на целую вечность.

Надя не всегда могла припомнить, почему он там. Порой наступали моменты просветления, но их она боялась больше всего. Не было ничего страшнее, чем снова ощутить себя здоровой, задуматься обо всем произошедшем, ясным взором оглядеть свою палату, вспомнить, как в последний раз видела своих детей и даже не попрощалась с ними.

Она бесшумно шевелила губами, моля Бога, чтобы он дал ей успеть доплести свою спасительную косу до того, как наступит очередное просветление.

«Лиза-Артем-Лука-Лиза-Артем-Лука», – ритмично выстукивали невидимые молоточки у нее в голове. Чьи это имена? Она не хотела знать, не хотела вспоминать.

Но куда хуже были голоса и звуки, которые никогда никто не слышал, кроме нее. Из-за них она и оказалась тут. «Слышите? Слышите?!» Нет ответа. На нее смотрели, как на сумасшедшую, с сожалением и осуждением. А звуки нарастали, распирали голову изнутри. Это началось давно, еще до рождения Луки. Дэн тогда списал странные жалобы Нади на панические атаки. А теперь ей приходится жить с диагнозом «шизофрения».

Пожалуй, эта напасть сопровождала ее всю жизнь, и с годами она только прогрессировала. Первичные признаки легко маскировались под особенности характера и последствия детской травмы в виде раннего ухода матери. Нарастающее чувство вины усугубляло ситуацию – Надя постоянно корила себя за невнимательность и неэмоциональность. Со стороны она чаще всего выглядела погруженной в себя, переживающей личный кризис. Весь ее вид говорил об одном: «Не подходите, а то будет хуже». Теперь она вспоминала людей, которые, несмотря на защитный камуфляж, в котором она оказалась, все-таки приблизились к ней и остались рядом. Это папа, который чувствовал на себе двойную ответственность после смерти мамы. Это Дэн, полюбивший ее именно такой – немного странной и отрешенной. Это Эля, разглядевшая в ней не грубую неприветливую отшельницу, а заплутавшую одинокую душу, ищущую поддержки. И это итальянская домовладелица Симона, которая вовсе проигнорировала ее замкнутость и лавиной ворвалась в ее закупоренное личное пространство, наполнив его приятным теплом и полезной информацией.

А ведь когда-то ее шизофрения поддавалась лечению. Апатия сменялась на интерес к жизни, лень – на активную деятельность, равнодушие – на эмоциональный всплеск. Чувствовала ли она во всем этом фальшь и непостоянство? Да. Было ли это таким же временным просветлением, которое случается с ней иногда сейчас? Скорее всего. Только тогда оно приносило ей радость и дарило надежду, а сейчас лишь позволяет прочувствовать каждой клеточкой весь ужас ее положения.

Здесь ее не вылечат. Ей будет только хуже, а потом все закончится. Но это произойдет скоро. Очень скоро.

«Лиза-Артем-Лука…»

3

«Карета» приветливо мигала вывеской. За десять лет здесь на первый взгляд ничего не изменилось. Хорошо, что среди охраны, хостесс и барменов не обнаружилось знакомых лиц. Троим вчерашним уголовникам было не так уж сложно затеряться в большом городе, но они рискнули встретиться именно в этом заведении. Вероятно, каждый из них по-своему скучал по этому месту. И если кто-то и мог узнать их, то уж точно не завсегдатай, преданный этому бару, а тот, кто внимательно следил за громким делом десять лет назад.

Дело длилось несколько месяцев. Адвокат защиты билась так отчаянно, что, даже несмотря на проигрыш, ее и без того высокий рейтинг просто взлетел. Впрочем, проигрышем этот итог можно назвать лишь условно, поскольку после очередной апелляции срок заключения был уменьшен с двадцати пяти лет колонии до пятнадцати. А хорошее поведение заключенных сократило срок их несвободы еще на пять лет.

Вернувшись в Москву из мест заключения, друзья на первое время поселились у Дэна в большой пустующей квартире. Но они не успели толком пообщаться, после первой же ночевки разбрелись по своим делам. А вечером решили выпить пива.

– Как ты? – спросил Мика Вэла с едва уловимой улыбкой – приятель, как всегда, пришел первым, успел занять свой привычный угол и заказать литровую кружку пива. – Как будто и не было этих десяти лет, правда?

– Да ты в зеркало посмотри – мать родная не узнает! Газон вон седеет на подбородке. «Не было!» – усмехнулся он. – Я так вообще еле разогнулся, чтобы прийти сюда, – похоже, в поезде продуло. И руки трясутся, как кровати в мотеле.

– Главное, чтобы отец узнал, – загадочно произнес Мика. – И вообще, дай нам всем время. Спина твоя пройдет, а я… Все не так критично. – Он почесал заросший щетиной подбородок.

– Михан без паклей – не Михан, – заметил Вэл.

– Уже почти отросли… Да и хрен бы с ними.

– Ладно. Ты куда ускакал с утра?

– В издательство, – улыбнулся Мика. – Сдал рукопись, которую написал в тюрьме.

– Да не пизди! – оживился Вэл. – Взяли?

– Редактор брезгливо поморщился, принимая работу, но по его глазам легко было догадаться, что он только ее и ждал. – Мика поджал губы и хитро отвел взгляд.

– Как ты вовремя сориентировался! Переквалифицировался и даже на нарах был при деле.

– Да и сюжет продиктовала сама жизнь.

– Да уж. Подарок судьбы, ничего не скажешь.

Дэн, как всегда, присоединился к друзьям последним.

– Вот он, наш вечно занятой. Примчался, – прокомментировал Вэл. – А где это его так отполировали? – спросил он у Мики с отвращением. – Иди отсюда! Чего ты забыл в компании двух зэков?

Дэн еще с утра надел выглаженную рубашку, брюки и пальто, предложив и Мике воспользоваться своим гардеробом. Тот не пренебрег предложением, поэтому Вэл не меньше потешался над внешностью Мики, который благодаря гардеробу Дэна теперь выглядел представительнее, чем до заключения под стражу.

– Он просто завидует, что ему ничего не подошло из твоего шкафа, – заступился Мика за Дэна. Вэл похудел немного, но все равно превосходил друзей по объемам на два размера.

– Меня мог переодеть только один человек, – с грустью произнес Вэл. – И это не один из вас… Ладно, братан, куда ты ходил такой красивый? – Он встал и хлопнул Дэна по плечу. – Мика вон отнес в издательство очередной будущий бестселлер с нами в главной роли.

– Поздравляю, – вежливо, но отрешенно ответил Дэн. – Я пытался связаться с детдомом, чтобы договориться о встрече с детьми. Завтра пойду в больницу справляться о состоянии Нади. Как твоя спина?

– Лекарство действует. – Вэл покосился на опустевшую кружку. – Жить буду. Но мать решил не пугать таким видом, пойду к ней завтра. Как вы вообще? Жаль, что нас разъединили. Чего вот им стоило нас поселить в одном месте? С одной стороны, сейчас нам есть о чем поговорить, а с другой – я бы не отказался от более благородного окружения в предыдущие десять лет. Какой только швали там не было!