Наша история — наши трудности, наша боль, только нам понятные шутки и весь наш совместный опыт — все это, объятое неутихающим пламенем любви.

В результате я отдал должное той части меня, которая желала выражать любовь большими жестами, приняв сам факт ее существования и причины появления, и при этом учел особенности Эмили. Так что же я сделал? Я просто преобразовал кое-что из того, о чем вы прочли в этой главе, в интерактивный опыт; все это должно было тронуть ее сердце и одновременно удовлетворить ту самую часть меня, которая ждала этого момента с самого детства. С огромной помощью близких людей (и особенно одного из моих лучших друзей, брата и партнера по бизнесу, Ахмеда Мушиола) я показал ей все штампованные, вирусные предложения, которые придумывал годами, задолго до встречи с ней, и продемонстрировал, как из них ничего не вышло. Идея состояла в том, чтобы пригласить ее в путешествие по моей душе. Я раскрыл себя — мужчину, который безумно желал сотворить для нее «идеальное предложение» и каждый раз терпел неудачу, потому что не думал о том, какого предложения от меня ждала ОНА; я застрял на том, чего ХОЧУ Я. Среди вариантов были: неудачное интервью на радио, во время которого ломается радиоприемник — ровно в тот момент, когда я предлагаю ей руку и сердце; немного гомоэротические видео мальчиковых групп; трейлер боевика, превратившегося во флешмоб и заканчивающегося крупным планом ее сестры, напоминающей мне о том, кто такая Эмили и чего она в действительности хочет. Так чего же она хочет? Наверное, она захотела бы оказаться в нашем любимом кафе, в том самом, где состоялось одно из наших первых свиданий, в месте, где мы впервые много часов проговорили о любви и потерях, о Боге и Вселенной. В месте, куда мы могли бы заходить год за годом, по будням и праздникам. Она хотела бы, чтобы там были только мы и, если возможно, наши семьи. Таким образом фильм, смонтированный из неудачных попыток, окончился тем, что я сам, уже в реальном времени, вошел в двери Blu Jam Cafe и направился к ней, сидящей у нашего любимого столика. Я взял ее за руку, пригласил в качестве свидетелей свою семью и даже — главный сюрприз — ее маму, которую привез из Швеции.

Под конец я показал Эмили видео, которое снял в Швеции на могиле ее отца. Мне было важно, чтобы он тоже стал частью события, ведь он незримо способствовал нашей женитьбе, так как Эмили оказалась на своем пути во многом благодаря ему. Она стремилась к исцелению, и наша любовь создавала своеобразный кокон для ее исцеления — от опыта с ним, а теперь и со мной. Я часто говорил Эмили, что хотел бы встретиться с ним, чтобы обнять его и поблагодарить. Показать ему, что люблю его дочь больше, чем кого-либо другого в жизни, и проведу остаток своих лет в уважении к ней, делая все ради ее счастья. Думаю, я окажу честь ему и ей, не повторяя за ним тех болезненных моделей поведения, которые принесли ей в детстве столько страданий. Я поблагодарил бы его, потому что, несмотря на боль, которую он мог причинить вследствие собственных неизлеченных травм, он сделал много хорошего. Сильная, творческая, энергичная, чувствительная и исцеляющая женщина, которую я люблю, — побочный продукт его света и его же тьмы. Как мужчина и как отец, справлявшийся со своей версией мужественности, он глубоко любил ее до самого дня смерти. И так, через огонь внутренней борьбы, через радость и боль разных периодов жизни, он помог ей сформироваться в прекрасного жизнерадостного человека, которым она является сегодня. Именно поэтому я не мог просить ее выйти за меня замуж, прежде не спросив его согласия и не поблагодарив его. ТАКИМ было предложение, которое моя будущая жена хотела бы получить. Конечно, я пригласил друзей, чтобы они прятались за деревьями и снимали все происходящее, однако, я думаю, в этом соединилось все лучшее, чему я научился, встречаясь с Эмили: понимать себя, знать собственный язык любви, но не пытаться любить своего партнера так, как ты хотел бы, чтобы любили тебя; нужно любить его так, как хотел бы он.

Это предложение представляло собой куда больше, чем казалось на первый взгляд. Оно отражало наше путешествие, в которое мы отправились каждый сам по себе и друг с другом, чтобы выбрать, увидеть и полюбить в партнере того, кем он является на самом деле, а не того, каким его хочет видеть мир. Это позволило нашим отношениям быть такими, какие они есть, а не обусловленными различными сказочными сценариями. Мифы типа «жили долго и счастливо» оставляют за кадром тот факт, что жизнь трудна и жизнь в браке тоже становится труднее со временем, что рождение детей — дело непростое, а их воспитание — тяжелый труд, и если мы сразу не осознаем, каково это на самом деле, то быстро расстанемся, лишь только упорхнут пресловутые «бабочки в животе».

Конечно, до сих пор случаются моменты, когда при виде Эмили у меня буквально перехватывает дыхание и я едва могу разговаривать, но это не те ситуации, которые спланированы заранее. Не тогда, когда она торжественно выходит из кареты навстречу мне, одетому в смокинг и ожидающему ее на ступенях, чтобы сопроводить в замок. И даже не тогда, когда мы собираемся на премьеру фильма или какое-нибудь крутое киношное мероприятие и она шикарно одевается. Нет, обычно это бывает, когда она расслабляется и открывает мне свое израненное сердце, позволяя видеть ее — и узнавать еще лучше. Это бывает, когда она проходит особенно трудный этап в терапии и показывается из спальни со слезами на глазах, чувствуя, будто несет на плечах многотонный груз, но все еще находит в себе силы поиграть в какие-нибудь простые игры с детьми. Когда она просыпается утром и произносит что-то неразборчивое, потому что забыла вынуть изо рта элайнер. Когда она путается с устройствами, которыми напичкан наш дом, потому что ничего не работает так, как она ожидает; она ругается, а я смеюсь, ведь в такие моменты в ее речи проскальзывает шведский акцент. Когда она, вся в поту, крови и дерьме (извини, дорогая) взывает к Господу о помощи в рождении очередного ребенка. Когда она заботится о детях и берет тайм-аут, потому что дети ей надоели. И когда позже возвращается с извинениями, полная любви и терпения, которых мне всегда не хватает.

В сказочных сценариях нет места для реального опыта сосуществования людей, и