не проронил ни звука. Меня подняли. Что-то горячее хлынуло из опухшей брови. Я мотнул головой, и кровь брызгами полетела в сторону, пачкая все вокруг.

— Черт, вытрете ему морду, — сказал тот, что бил меня. И тут я узнал его голос. Именно этот голос я слышал тогда на перроне вокзала в Москве, именно этот человек просил меня проехать к Зубатову. Я поднял на него голову и вперился в лицо здоровым глазом. Да, это был именно помощник Зубатова.

— Узнали меня, Василий Иванович? — усмехнулся он и, убирая оружие в карман, кивнул своим подчиненным. — В карету его, да только аккуратно. Второй глаз не подбейте.

И меня, выворачивая руки, потащили на улицу. Не слишком вежливо затолкнули в высокую, черную карету, помогли заботливыми пинками. Посадили по центру, сами же сели с боков, хороня даже малейшую мысль о побеге. Забрался в карету и старший, устроился напротив меня. Имени его я, к сожалению, не помню.

Связанные за спиной руки причиняли сильное неудобство. Ремни врезались в кожу, мешали кровообращению. Сидеть ровно не получалось, пришлось склониться словно униженному. Лучше бы наручники использовали. Карета тронулась.

— Потрудитесь объясниться, — потребовал я грозно, исподлобья глядя на помощника Зубатова. — Что это за шуточки?

— Шуточки, Василий Иванович? — делано удивился он. — Отнюдь. Мы вполне серьезны.

— И что все это значит? За что меня арестовали?

— Господи, к чему такие громкие слова? Вас не арестовали, а всего лишь сопровождают на беседу. Хотя, вынужден согласится с вашим возмущением — получилось все из рук вон плохо. Ну, так вы ж должны нас понять, да? Зачем вы драться начали, убегать? Палкой своей моему человеку лицо разбили. А он, между прочим, жандармских чинов. Не побежали бы вы, не стали б размахивать тростью — мы б и подошли к вам и пригласили по-человечески и со всем уважением. Так что, извиняйте, Василий Иванович, сами виноваты. Вот зачем вы убегали?

— Встречный вопрос, а что я должен был делать, видя как две гнусные рожи пытаются меня отсечь от единственного выхода? — глухо прорычал я, вкладывая в интонацию все мое недовольство и ярость.

— Гм, действительно…, — усмехнулся собеседник, проигнорировав мой посыл. — И что же вы подумали, увидев их?

Я дернулся. Он надо мной издевался, не иначе. Разговаривал со мной со смешком на устах, поигрывал пальцами, находя мое отчаянное положение забавным. Ремни опять врезались в запястья.

— Развяжите руки, не убегу, — сказал я, глядя ему в глаза.

Но он легкомысленно мотнул головой.

— Придется потерпеть, — сказал он, чуть склоняя голову. — При всем уважении к вам лично, Василий Иванович, после того как вы избили моих людей и чуть не убежали, я не могу себе позволить дать вам такую роскошь как находится в карете с развязанными руками. Увы, но вы должны меня понять. Это не моя прихоть.

Тащились мы по городу едва ли не час. Тряслись по обледенелой дороге, подпрыгивали на каждом ухабе. По приезду меня вытащили, провели через черный ход какого-то большого здания и, проведя по темному коридору, запихнули в сырую комнату, предварительно освободив руки. Все, чувствую — попал.

Сейчас поздний вечер, почти ночь. В комнате одинокая кровать, в углу ведро для нечистот. Окна нет, только узкая застекленная отдушина под потолком с толстыми прутьями. Кроме моей персоны в камере никого нет. Поговорить не с кем, узнать куда я попал не от кого. Хотя, по приезду сюда меня передавали по документам, записывали мою персону в журнале и расписывались. Так что точно я в охранке.

Я еле дождался утра. Всю ночь не спал из-за пережитого и холода, думал, вспоминал произошедшее. Сидел на кровати, поджав ноги, кутался в свое пальто. И прикидывал на чем же мы могли провалиться. Перебрал в уме все варианты, даже самые фантастические и пришел к выводу, что кто-то на нас стучит. Кто-то, кому были известны наши замыслы. А таких немного. Всего-то пять человек, исключая меня и Мишку. Вроде и причастных-то раз-два и обчелся, а попробуй догадайся. Так я и промучился всю ночь, но так и не смог решить эту головоломку.

Мне принесли поесть — невкусную пшенку на прогорклом масле, кусок черного хлеба, пахнущий кислятиной и стакан крепкого чая. Кое-как впихнув в себя это, я принялся ждать. Прошел час, два. Поднялось солнце и заглянуло скудным лучиком в мою темную конуру. Наконец я услышал звук отпираемого засова, и дверь в мою темницу отворилась.

— На выход, — прозвучал унылый голос меланхоличного стражника.

Поежившись, я вышел. Странно, но наручники на меня надевать не стали. Только толкнули в спину и задали направление:

— Прямо.

Я, заложив руки за спину, неспешно пошел. Затем у второй двери перепоручили меня другому стражнику. Он-то и отвел меня помятого, с заплывшим глазом в кабинет. Постучался, дождался ответа и протолкнул меня внутрь. А там… Зубатов, собственной персоной. Сидел за столом, улыбался мне как старому другу. Увидав, что я нерешительно остановился у порога, привстал, ладонью показал на стул перед его столом.

— Рад вас видеть, Василий Иванович, в добром здравии. Да вы не стойте, присаживайтесь, В ногах правды нет. И пальто свое снимайте, здесь теплее, чем в наших казематах.

Здесь и вправду было жарко натоплено. В камине трещали полешки, испускали жар по кабинету.

Я исполнил его пожелание. Скинул грязное пальто, повесил на стоящую в углу вешалку и присел на стул с жесткой набивкой. Поежился.

— Замерзли? — участливо спросил Сергей Васильевич.

— Ага, — уныло кивнул я. — Не в хоромах ночевал.

— Ну, что ж поделать, — развел он руками, словно извиняясь. — Сами понимаете, иначе никак… Чайку горячего будете? Для сугреву… Или вам чего покрепче?

— Можно… покрепче, но только чая.

И Зубатов распорядился организовать нам горячий самовар с угощением. И уже через несколько минут я грел руки об неглубокую фарфоровую чашку и ждал суровой отповеди.

А Зубатов сидел молча, улыбался, смотрел на меня и чего-то ждал. Я, ничего не говоря, отхлебывал горячий напиток. Пауза затянулась.

— Мне, наверное, надо поздравить вас с повышением? — произнес я невесело.

— Спасибо. Да вот уже неделю как тут работаю. За заслуги…

— Поздравляю, — без эмоций сказал я. — Все же в столице ваши способности будут весьма востребованы. Вот и до меня ваши руки добрались. Что за цирк, Сергей Васильевич? Что за нападение? Я вам кто, крестьянин с дырявым лаптем знакомств в столице не имеющий? Я требую объяснения.

Он со вздохом кивнул. Мое раздраженное требование его ни капельки не задело.

— За поздравления спасибо, — меланхолично сказал он. — Вы, конечно же, человек в Петербурге известный, спору