Совещание носило довольно странный характер: не то «работа над ошибками» в Нарочской операции, не то несколько запоздалое планирование весенне-летней кампании. Впрочем, ее сразу же отложили до конца мая — начала июня в связи с задержкой летней операции союзников на Сомме.

Решения конференций в Шантильи требовали от русской армии перехода в наступление. Возможные альтернативы, в общем-то, не обсуждались, хотя треть доклада М. Алексеев потратил на соображения по обороне, на случай, если противник упредит русские войска и сам перейдет в наступление. Эти опасения выглядят довольно наивными, поскольку:

― Русские войска превосходили австро-германские на 671 000 человек, а в перспективе — на 877 000 человек (цифры приводит сам М. Алексеев).

― Лучшие германские части были связаны под Верденом, о чем М. Алексеев прекрасно знал, так как, согласно официальному заявлению союзников, именно из-за больших потерь французских войск в этой операции они были вынуждены отложить свое летнее наступление.

― Совещание началось с констатации того факта, что до середины мая распутица воспрещает любые широкие операции, а в конце мая уже должно было начаться русское наступление.

Далее обсуждалась общая схема летних операций. М. Алексеев предложил нанести первый удар Северным фронтом на Митаву, затем должно было последовать наступление Западного фронта по сходящимся направлениям от Молодечко и Двинска на Вильно. Юго-Западный фронт демонстративно готовится к атаке, притягивая внимание противника. В перспективе, после того как обнаружится успех севернее Полесья, он должен был атаковать из района Ровно на Ковель.

В ходе обсуждения А. Эверт высказался за один удар в направлении на Вильно, но при условии дополнительного усиления Западного фронта, и через два месяца. А. Куропаткин говорил об уроках неудачной мартовской операции, в которой, по сути, его фронт не участвовал. Зато командующий Юго-Западным фронтом А. Брусилов был готов перейти в наступление имеющимися у него силами — причем сразу же после просыхания почвы.

Понятно, что именно это «инициативное предложение» и было принято.

Решили, что первым начинает активные действия Юго-Западный фронт — в середине мая. В начале июня атакуют Северный и Западный фронты, при этом главный удар наносит Западный фронт, а Северный фронт получает на усиление армию и гвардейские части.

Смысл этого всеобщего наступления оставался непонятным. Его цели и задачи не обсуждались ни на стратегическом, ни на оперативном уровне.

Не прошло и недели после совещания, как А.Эверт обратился к М. Алексееву с требованием о присылке ему снарядов по нормам французского ТВД. В случае же невозможности сделать это А. Эверт предложил резко сузить полосу наступления своего фронта.

Далее пошли обычные отсрочки, наступление ЮЗФ было отложено на 5 июня, А.Эверт заявил, что его армии не будут готовы до середины месяца, да и вообще «негоже начинать наступление в праздник святой Троицы».

М. Алексеев попытался настоять на выдерживании оговоренных сроков, но сделал это мягко и вежливо, поставив действия Западного фронта в зависимость от «ситуации у А. Брусилова». Закономерно, что А. Эверт в середине июня заявил, что эта «ситуация» не требует от него немедленных действий, и перенес свое наступление на июль.

Начинают вырисовываться неочевидные последствия принятия царем на себя функций Верховного Главнокомандующего. Возможно, Великий Князь был далеко не лучшим Главковерхом, но Николай II не был им вообще: он не имел ни темперамента, ни знаний, ни опыта военного вождя. В отличие от того же У. Черчилля, царя даже нельзя было назвать «талантливым дилетантом». Понятно, что Николай II никаких решений не принимал, да и не мог этого делать. Управление операциями сосредоточилось в руках его начальника штаба М. Алексеева. М. Алексеев был грамотным профессионалом, но его военная карьера, кроме ранних лет, была связана со штабной работой: с 1890 года старший адъютант 1-го армейского корпуса, с 1894 года делопроизводитель канцелярии Военно-учетного комитета Главного Штаба, с 1898 года профессор кафедры истории русского военного искусства Николаевской военной академии, с 1900 года начальник отделения генерал-квартирмейстерской части Главного штаба, во время Русско-японской войны — генерал-квартирмейстер 3-й Маньчжурской армии, с 1906 года обер-квартирмейстер Главного управления Генерального штаба, с 1908 года начальник штаба Киевского военного округа, с начала мировой войны — начальник штаба Юго-Западного фронта. Из сорока лет своей военной службы М. Алексеев находился на строевых должностях менее пяти лет: с 1885 по 1887 годы он командовал ротой, с 1912 по 1914 год — корпусом, с марта по август 1915 года — Северо-Западным фронтом.

С осени 1915 года М. Алексеев, фактически, должен руководить вооруженными силами страны. Но его должность называется «начальник штаба Верховного Главнокомандующего» при Главковерхе Николае II. М. Алексеев занимается тем, что любит и умеет, в чем он обладает значительным опытом — штабной работой.

На совещаниях в Могилеве последовательно принимаются не планы операций, а их логистические графики: сначала атакует один фронт, через несколько дней его поддерживает второй, потом вступает в дело третий. Какой-либо стратегической идеи, даже на уровне «мясорубки» Э. Фанкельгайна или «резиновой войны» Великого Князя здесь, конечно, нет, но, во всяком случае, предполагаются связные, если не в пространстве, то во времени, действия фронтов.

К сожалению, такая согласованность подразумевает, что командующие на местах хотят и могут выполнить достигнутые договоренности. Если они не хотят или не могут, их должен заставить главнокомандующий. Но Главкома нет, а его начальник штаба иронизирует, увещевает, советует, но не настаивает.

Не будет преувеличением сказать, что Россия провела кампанию 1916 года без верховного коман дования.

Инновационной идеей генерала А. Брусилова был одновременный прорыв на нескольких участках, не связанных между собой определенной оперативной логикой. Предполагалось, что каждая из четырех входящих в состав фронта армий прорвет оборону противника на наиболее удобном для нее участке и будет двигаться по линии наименьшего сопротивления. Множественный прорыв на самых разных направлениях резко затруднит реакцию неприятеля, который не сможет быстро ранжировать повсеместно возникающие угрозы и