Первоначально речь шла об очень широкой операции: 12-я армия наступает на Митаву 5-я и 1-я армии наносят удар по сходящимся направлениям на Поневеж, 2-я армия продвигается к Вилькомиру обходя Вильно с севера.

На 2-ю армию возлагалась главная задача. По Э. Людендорфу: «отрезать в направлении на Ковну наше северное крыло и одновременно поколебать его атаками в других пунктах. Последующими ударами оно должно было быть отброшено к берегу моря севернее Немана». Сомнительно, чтобы русское командование ставило перед собой столь амбициозные цели, но, насколько можно судить, надежда отбросить левый фланг германских войск в Восточную Пруссию у него действительно была.

Однако сначала у командующего Северным фронтом А. Куропаткина возникла идея-фикс насчет необходимости иметь резервы на случай высадки крупного германского десанта в Рижском заливе, поэтому все четыре дивизии, переданные ему на усиление, он развернул в тылу для прикрытия побережья[139]. А затем А. Куропаткин сообщил «наверх», что 12-я армия не успела получить необходимое количество винтовок, поэтому вообще не примет участия в наступлении, что же касается 5-й армии, то ее сосредоточение задерживается вследствие запаздывания тяжелой артиллерии.

В результате от всего первоначального замысла осталась, по сути, атака силами 2-й армии, которую довели до десяти укомплектованных по штату корпусов[140]. Понятно, что армия в таком составе стала совершенно неуправляемой, поэтому в ее составе создали три импровизированные боевые группы, предназначенные для наступления: М. Плешкова (1-й Сибирский, 1-й и 27-й корпуса, 320 орудий), Л. Сирелиуса (34-й и 4-й Сибирский корпуса, 108 орудий), П. Балуева (5-й, 36-й и 3-й Сибирский корпуса, 591 орудие). Групповая организация несколько облегчила управление войсками, но и замедлила его. По сути, уровень оперативного управления теперь включал три последовательные инстанции: армия — боевая группа — корпус.

Перед самым началом операции командующий армией В. Смирнов, которому исполнилось уже 66 лет, неожиданно заболел, и на его место был назначен генерал А. Рагоза, с оставлением за ним также и поста командующего 4-й армией.

Через год в России произойдет Революция, после чего русская императорская армия окончательно разложится и прекратит свое существование как организованная боевая сила (смотри третью часть книги, Сюжет первый: Война войне). В свете разговоров о том, что разложение армии было вызвано большевистской пропагандой, нелишне привести выдержки из отчета генерала Кондратовича, отправленного А. Эвертом для проверки состояния 2-й армии.

«Укрепления боевых позиций в районе расположения войск 2-й армии еще в очень плохом состоянии….Во многих местах укрепления представляют собой одну линию окопов… В дни осмотра окопы были настолько засыпаны снегом, что стрельба как через бойницы, так и поверх бруствера, покрытого толстым слоем снега, стала невозможной.

(…) Землянки не освещаются. Искусственные препятствия местами развиты крайне слабо (2–3 ряда кольев); на некоторых участках вместо заграждений на кольях поставлены рогатки, скрепленные между собой. Убежищ от тяжелых снарядов мало.

(…) Основным крупным недостатком укреплений 2-й армии является неправильный выбор места для укрепленной позиции. В этом отношении особенно неудовлетворительно расположение 20-го корпуса в болоте, где нет возможности ни прочно укрепиться, ни жить и где тыл позиций наблюдается со стороны противника во всех направлениях. (…) Части испытывают настоятельную нужду в тяжелом шанцевом инструменте, в кирко-мотыгах и особенно ломах. (…) Теплой одеждой войска, вообще, обеспечены, но в частях 36-го корпуса телогрейки еще не получены, что недопустимо; сапоги повсюду плохи и много маломерных. Бельем люди обеспечены слабо. (…) Изо дня в день, по его словам, части питаются одним супом; каша не варится, так как нет масла и сала. Отпускаемая частям крупа закладывается в суп».

Интересна реакция А. Эверта, который пишет на полях доклада, что, ведь, на складах все есть! И шанцевый инструмент, и белье, и масло.

Недокомплект патронов вынуждал ограничивать стрелковую подготовку запасников, подготовка же частей и соединений не велась вообще. В результате войска наступали с ходу на подготовленную и неразведанную неприятельскую оборону, при этом взаимодействовать с артиллерией пехота не умела. Ее этому не учили, как и многому другому. То есть наступление сводилось к плохо организованной попытке реализовать перевес в живой силе. При этом частям иногда даже удавалось врываться в расположение противника и захватывать его боевые позиции. Но здесь они неизбежно теряли управление со стороны старших начальников, попадали под фланговый удар германских частей или под огонь неприятельской артиллерии — и сдавались в плен.

Как это всегда и происходит, стремление начать операцию как можно быстрее привело к постоянным задержкам. Между тем наступила весна, и местность в Белоруссии и Прибалтике стала совершенно непроходимой. Ранее А. Эверт писал:

«…в середине марта (по старому стилю), а может быть, и несколько раньше, надо ожидать начала весенней распутицы. Полученные же мною сведения о районе, намеченном для наступления, показывают, что в весеннюю распутицу он или крайне тяжел или вовсе непригоден для военных действий: большие болотистые пространства становятся непроходимыми, многие озера, выходя из берегов, сливаются вместе в непрерывную цепь, почва растворяется настолько, что передвижение становится почти невозможным».

Командующие на местах твердо стояли за наступление зимой, пока Двина и озера скованы льдом. Такое решение и было принято, тем не менее, обеспечить войска винтовками и сосредоточить артиллерию удалось лишь к середине марта. Распутица уже началась, но отложить операцию на лето после того, как ее два месяца всячески «ускоряли», было очень сложно. Ни М. Алексеев, ни А. Эверт, ни А. Рагоза не захотели брать на себя за это ответственность.

Восемнадцатого марта пехота пошла в атаку.

Двумя днями раньше, 16 марта, А. Эверт, командующий Западным фронтом, передал командованию 2-й армии свою оперативно-тактическую инструкцию из 17 пунктов. Документ, действительно, интересный, особенно если учесть, что он передан на уровень штаба армии за 40 часов до начала наступления, а в штабы дивизий попал, надо полагать, ночью перед боем.

Поражает, прежде всего, что в начале третьей военной кампании такой