Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он задрожал как осиновый лист.
— Сейчас я вам все объясню, Галина Ивановна. Я кое-что нашел у вас… Очень-очень ценное… Вот, посмотрите…
Она поднялась и направилась к нему. Карташов размахнулся и ударил старушку в висок. Женщина упала как подкошенная, на несколько минут потеряв сознание, а Александр продолжил опустошать шкатулку. Он остался недоволен ее содержимым. Старуха говорила о нескольких кольцах и цепочках, а тут всего по одной штуке. Где же остальное? Он шарил по полкам в надежде отыскать пропажу, но ему так и не удалось это сделать. Александр посмотрел на хозяйку без жалости, как на объект для достижения цели. Ему вспомнилась «Пиковая дама». Тройка, семерка, туз… «Тройка, семерка, смерть», — мелькнуло в голове. Заметив, что бабушка приоткрыла глаза, он бросился в свою комнату за утюгом.
— Ты мне скажешь, где прячешь ценности, старая сволочь! — прошептал он, нагревая прибор. — Ты все расскажешь…
Однако она ничего не рассказала. Когда утюг коснулся ее коричневой морщинистой кожи, Галина Ивановна дико закричала и перестала дышать, наверное, от испуга и боли остановилось сердце. Пришлось довольствоваться тем, что уже было найдено. Молниеносно собрав вещи, Александр бросился к первому ларьку «Спортлото», купил билеты, оставив деньги на дорогу до Москвы. Теперь требовалось сбыть украшения… На шумном бахчисарайском рынке он нашел барыгу, который купил все за бесценок. Карташов тогда не думал даже о своей безопасности. Скорее в киоск, за билетами!!! Выручки хватило ненадолго. Музыкант днем и ночью ломал голову, где раздобыть круглую сумму. Убийство и ограбление его уже не пугали, наоборот, казались единственным способом для достижения цели. И тут он вспомнил о Нонне и россыпях драгоценных камней… Ельцова — вот кто ему нужен… Если она не одолжит деньги, он готов к решительным действиям.
Нина встретила его не то что нелюбезно — враждебно. — Это вы? Что вам еще нужно? — зло спросила она.
Александр кинулся к ней:
— Ниночка, я попал в беду. Только вы можете помочь. Одолжите, пожалуйста, две тысячи рублей. Я все верну, уверяю вас.
Ее полное лицо побагровело, затрясся двойной подбородок с небольшой бородавкой, из которой, как ружейные дула, торчали два черных волоска:
— Две тысячи рублей? Да ты рехнулся, дорогой. Я тебе не мать, которая позволяла обирать себя, лишь бы добиться от молодежи ласкового взгляда. Убирайся прочь, и чтобы больше я тебя никогда не видела!
Он накинулся на нее почти сразу, потащил в кухню, сорвал гирю с часов с кукушкой и принялся наносить удар за ударом. Когда женщина перестала шевелиться, Карташов бросился в комнату Нонны, стал лихорадочно раскрывать дверцы старинных шкафов и вытаскивать облигации, деньги и драгоценности. Перстень с кроваво-красным камнем выпал из дрожавших рук, и он сунул его в карман. Потом, когда в квартире не осталось ничего стоящего, что можно было унести в карманах или «дипломате», он огляделся по сторонам. Следовало замести следы. Сначала еще пара ударов молотком — ему показалось, что Ельцова пошевелилась. Потом его взгляд остановился на утюге, уютно покоившемся на гладильной доске. Вероятно, Нинка собиралась приводить в порядок свою одежду… Что ж, это очень кстати. Схватив ворох газет с маленького письменного столика, он свалил их в кучу, включил прибор в розетку, присыпал его бумагой и бросился как ошпаренный вниз по лестнице. Два убийства, два греха на душу… Тогда это его не волновало. Лишь бы скорее найти заветный киоск «Спортлото» и купить вожделенные билеты. Киоск он действительно отыскал очень скоро, но денег, прихваченных у Нины, оказалось мало, всего на полпачки. Тогда Александр вспомнил о перстне с кровавым камнем и, вытащив его из кармана, сунул под нос растерянному продавцу — сухонькому старичку с реденькими седыми волосами.
— Остальное на это… Очень дорогая вещь.
Киоскер отпрянул от драгоценности, как от ядовитой змеи.
— Нам запрещается брать что-либо, кроме денег, — упрямо сказал он, решив про себя, что стоит держаться подальше от такого субъекта. Карташов отошел от киоска, кипя от злобы. Ему хотелось убить старика, забрать все билеты, которые еще не были проданы, вернуться домой и поскорее начать заполнять шесть пустых квадратиков. Однако домой он не поехал, сам не зная почему, а принялся колесить по Москве, выходя на остановках и пересаживаясь на автобусы и троллейбусы, без всякой цели.
Сначала Карташов не заметил, как из кармана выпал перстень, как он где-то потерял одну сережку из бриллиантового гарнитура. И только к утру мужчина немного успокоился и отправился домой. Нужно было выработать план действий в спокойной обстановке. Через знакомых, занимавшихся скупкой и продажей камней, он вышел на Василия Большакова и продал ему коллекцию, получив уйму денег (это ему так показалось вначале), но потом выяснилось, что этого слишком мало. Они разлетелись, как конфетные фантики, а выигрыша по-прежнему не было. Зато Александр очутился в тюрьме… И лишь чистосердечное признание могло смягчить суровую кару. Придвинув к себе лист бумаги, он принялся лихорадочно писать, с ненавистью думая об убитых женщинах. Если бы Нинка не была такой стервой и одолжила две тысячи, то осталась бы жива. Тогда ни один человек не связал бы его с бахчисарайским убийством. Но Ельцова отказалась помочь ему и за это поплатилась. Он остановился, закусив ручку. Наедине с собой можно не лукавить. Нинку он все равно убил бы, потому что две тысячи рублей — это полмашины и для кого-то большие деньги, но не для него. Ему нужны были все богатства Нонны. Что ни говори, а ее дочь была обречена… Исписав четким круглым почерком два листа, он улегся на жесткие нары. Его знобило, несмотря на жару в камере, и Карташов, с головой укрывшись рваным синим одеялом, заснул беспокойным сном.
Анатолий с каким-то нехорошим чувством, смесью жалости и ненависти, утром читал строки, торопливо написанные преступником. Он подумал, что перед ним проходит еще одна изломанная судьба, судьба человека, не лишенного таланта, неплохого музыканта, который мог бы сделать карьеру, пусть не такую, о которой мечтал. Но все разрушила страсть разбогатеть, причем разбогатеть без каких-либо усилий со своей стороны. Сначала карты, потом «Спортлото», оказавшееся для него смертельным. Петрушевский не сомневался, что судьи вынесут смертный приговор. За одно убийство в СССР могли не расстрелять, но за два… при таком раскладе остаться в живых надежды не было. Да, жалко парня, жалко по-человечески. Глядя на его чистое, светлое лицо, и не скажешь, что перед тобой самый настоящий монстр… Монстр, спокойно лишавший жизни… Когда раздался стук в дверь, следователь вздрогнул и потряс головой, словно возвращаясь в реальность:
— Да, войдите.
Дверь открылась, и к его столу бодрой походкой прошел незнакомый мужчина лет сорока, одетый в хорошо сшитый летний костюм, с модной стрижкой, благоухавший дорогим одеколоном, наверняка заграничным. Поставив новенький «дипломат» на стул, он протянул Петрушевскому холеную белую руку: