Карташов не обижался, он улыбался обаятельной улыбкой, показывая чуть выступающие вперед белые зубы и ямочки на щеках, делавшие его похожим на шаловливого мальчика, и говорил елейным голоском:

— Ей-богу, вы обижаете меня, Ниночка. И, кстати, матушку свою тоже обижаете. Ее таланту вся страна поклоняется. Почему вы считаете, что я не способен оценить ее мастерство?

— Потому что это видно за версту, — поясняла Нина. — Жду не дождусь, когда матушка выгонит вас в шею.

Александр на это ничего не отвечал, лишь пожимал плечами:

— Если вашей матушке будет угодно распрощаться со мной, мне будет жаль, но я приму любое ее решение — решение великой Поляковой.

И Нина ждала этого дня как манны небесной, нашептывала про поклонника-альфонса матери, однако та, на старости лет совсем рехнувшись на молодых кавалерах, лишь хохотала:

— Ты не права, дочка. Сашенька — очаровательный мальчик. Да, бог не дал ему большого таланта и выдающихся родителей, и он сам пробивает себе дорогу. А для этого нужны связи и деньги. Не беда, если я одолжу ему тысчонку рублей.

— Мама, он использует деньги не для того, чтобы пробиться, а для того, чтобы проиграть их, — настаивала Нина и этим выводила женщину из себя.

— Ты бы лучше занялась своей личной жизнью, — злилась Нонна, и тема Карташова закрывалась сама собой.

Опытный оперативник слушал Соню, боясь пропустить хотя бы одно слово. Все существо подсказывало ему, что Александр Карташов и есть тот самый преступник, жестоко расправившийся с невзлюбившей его Ниной. Нужно было срочно сообщить об этом Петрушевскому.

— Позвонить можно? — с надеждой спросил он хозяйку, но она скорбно покачала головой:

— Телефон Шаповалов разбил… Вчера жутко пьяный приперся…

Виктор вскочил:

— Где ближайшая будка?

— Возле дома, — ответила Соня. — Пойдемте, я вам покажу…

Сарчук бросился к входной двери и вылетел в подъезд. Она еле поспевала за ним. На улице женщина указала на телефон-автомат:

— Вот он… Видите?

— Вижу, — выдохнул оперативник. — Огромное вам спасибо. Думаю, убийца вашей сестры скоро предстанет перед судом и понесет заслуженное наказание.

Она прижала руку к груди:

— Дай-то бог!

Идя к автомату, Сарчук боялся, что не найдет двух копеек, но сегодня судьба благоволила ему. Номер Петрушевского тоже оказался свободным, и Виктор закричал в трубку:

— Толя, объявляй его в розыск! Кого, кого — Карташова! Это он, голову даю на отсечение. Подробности при встрече.

Окончив разговор с Сарчуком, которому всегда доверял, Анатолий попросил данные на Александра Карташова и вскоре знал его нехитрую биографию. Тридцать пять лет, окончил институт по классу вокала, ученик Поляковой, женат, примерный семьянин, неделю назад после отпуска уволился из филармонии и сейчас нигде не работает. Последнее обстоятельство не показалось Петрушевскому странным. Если Александр ухватил солидный куш от Васи Большакова, он может себе это позволить. Теперь нужно уповать, чтобы тот не уехал из города. В недрах огромной страны человеку с огромными деньгами легко затеряться. Подготовив сводку, следователь разослал ее всем постам и патрулям, но не рассчитывал, что Карташова доставят в наручниках буквально через час, задержав его у ларька «Спортлото». Молодой человек уже держал увесистую пачку билетов, готовый расплатиться с довольной пожилой киоскершей с фиолетовыми волосами, видимо, крашенными каким-то замысловатым составом, когда на его белых руках с длинными музыкальными пальцами защелкнулись наручники. На удивление милиционеров, Карташов не сопротивлялся. На его приятном лице застыло изумление, однако он ни словом не обмолвился с представителями правоохранительных органов. Только в кабинете Петрушевского задержанный заговорил.

— Это, наверное, какое-то недоразумение, — он протянул паспорт в потрепанной грязной обложке. — Я Александр Валентинович Карташов, работник филармонии. Уверен, вы привели меня сюда по ошибке.

— Если это ошибка, все скоро выяснится, и мы вас отпустим. — Анатолий разглядывал приятное русское лицо Карташова. Светлые добрые глаза, правильные черты лица, блондинистые густые волосы. Довольно симпатичный малый. Даже слегка выступающие вперед передние зубы его не портили. Такие молодцы обычно выплясывают в танцевальных группах, в День Советской Армии уж точно. Одетые в национальные костюмы, они демонстрируют народные танцы. Петрушеский за всю свою службу ни разу не задерживал таких ребят. Как говорится, гений и злодейство несовместимы. Может быть, и здесь они что-то пропустили, недосмотрели?

— Вы были знакомы с Нонной Борисовной? — Следователь недоговорил, а Александр уже расплылся в улыбке.

— Ну разумеется, и очень горжусь этим. Знаете, попасть в число ее друзей не так-то просто. А меня она уважала и любила по-матерински. Это чего-нибудь да стоит.

— А как вы относились к ее дочери? — поинтересовался Петрушевский.

— К Нине? — Карташов поднял светлые брови. — Естественно, тоже хорошо. Она была мне как сестра.

— А почему вы говорите о ней в прошедшем времени? — спросил Анатолий. — Откуда вы узнали о ее смерти? Об этом не писали в газетах.

Ему удалось привести Александра в замешательство. На щеках заиграли желваки, глаза беспокойно забегали, и он усилием воли взял себя в руки.

— Наш музыкальный мир такой же тесный, как и ваш, милицейский, — сказал он с некоторой дрожью в голосе. — Я уж и не помню, кто рассказал мне о ее смерти. Бедная девочка, она так и не стала счастливой в этой жизни.

— Которой вы ее лишили, — следователь пошел ва-банк. — Нам известно больше, чем вы думаете, Карташов. Вам лучше сотрудничать со следствием, как вы знаете, чистосердечное признание смягчает наказание.

Музыкант развел руками:

— Но мне, ей-богу, нечего сказать, — он попытался улыбнуться. — Кроме того, что я рад с вами сотрудничать. Я убил Ниночку? Да более идиотского обвинения мне слышать не приходилось! Я был предан ее матери до конца ее дней, а после смерти Нонны Борисовны постоянно звонил Нине и, когда мог, проведывал ее. Ельцова радовалась моим посещениям, как ребенок, ведь у нее практически никого не осталось, — он поморщился, и его лицо приняло злое выражение, так не сочетавшееся с мягкими чертами. — Только не упоминайте ее сестру. Соня помешалась на своем сожителе, всегда обиравшем ее и издевавшемся над ней. Она так и не стала Нине другом.

Петрушевский отметил про себя, что если Карташов играл, то играл отлично. Станиславский наверняка бы ему поверил.

— Вы знали о драгоценностях Поляковой? — задал следователь сакральный вопрос. Александр не повел и бровью.