Оставалось только собрать информацию о семье Фан Чжичжи. Это оказалось достаточно сложно: действуя в открытую, он мог привлечь к себе внимание Фан Чжичжи, а действуя тайком, мог и вовсе не получить доступа к информации. Он сходил в Сицзянский университет на факультет иностранных языков, где Фан Чжичжи преподавала английский, но поскольку его там никто не знал, от него шарахались, точно он был распространителем рекламы или вором. Тогда он попробовал устроить за Фан Чжичжи слежку, но, преследуя ее, он на полпути потерял ее из вида. В какой-то момент он даже думал пустить все на самотек и напрямую определить Дачжи в детский дом, но переживал, что из-за какого-нибудь сбоя Дачжи не сможет попасть именно в руки Фан Чжичжи. Хотя Ван Чанчи до сих пор ничего не разузнал о ее семье, тем не менее по ее социальному статусу, по манере одеваться и разговаривать можно было заключить, что ее семья из обеспеченных, более того, у нее были деньги на благотворительность. Итак, самой главной проблемой оставалось найти адрес проживания Фан Чжичжи. Разумеется, можно было сделать это по номеру телефона, но это была уже крайняя мера. Тогда Ван Чанчи загадал про себя желание и решил, что если оно сбудется, значит, на то воля Неба.

Наконец он закончил свою работу. Кровати ровными рядами стояли во дворе и ждали пока солнце высушит краску, а ветер устранит ее запах. Обычно, если после выполненных работ у Ван Чанчи оставалась краска, он в целях экономии использовал ее на другом объекте. Однако на этот раз он решил поступить иначе и, вместо того чтобы забрать краску, взял и выкрасил ею весь потолок в спальной комнате детского дома. Переживая, что краска будет сохнуть медленно, он нанес ее тонким слоем, а вдобавок попросил Чжао Динфан поставить несколько вентиляторов и направить их на потолок. В результате, к тому времени, как подсохли кровати, успел высохнуть и потолок. Когда Фан Чжичжи пришла принимать работу и узнала, что Ван Чанчи бесплатно выкрасил потолок, она оценила его великодушие и пригласила к себе домой, чтобы отреставрировать диван. Ван Чанчи чуть ли не вскрикнул от страха: «О боже, неужели мое желание сбылось?» Ведь он загадал, чтобы Фан Чжичжи пригласила его для каких-нибудь работ в свой дом.

Ван Чанчи наняли не в дом самой Фан Чжичжи, а в дом ее родителей. Ее отец был чиновником в сфере строительства, звали его Фан Наньфан. Он оказался любителем мебели из красного дерева, причем ему нравился натуральный цвет дерева, поэтому он никогда не разрешал красить свою мебель, и со временем она где-то потрескалась, где-то покрылась пятнами. Кто-то из знакомых подал ему идею покрыть мебель тонким слоем лака, что помогло бы сохранить ее натуральный цвет, а заодно придало бы ей абсолютно новый вид. Фан Наньфан уже давно вынашивал эту мысль, но у него все никак не доходили до этого руки, поэтому когда Фан Чжичжи порекомендовала отцу Ван Чанчи, он тут же дал добро. Когда Ван Чанчи явился в дом Фанов, Лу Шаньшань взяла отгул, чтобы полностью контролировать ход работ. Лу Шаньшань была матерью Фан Чжичжи, она работала на гражданской должности в полиции и через два года собиралась на пенсию. Она следила за каждым шагом Ван Чанчи. Делая вид, что просто наводит порядок, на самом деле она не спускала с него глаз, переживая, чтобы он ничего не испортил или не украл. Ван Чанчи, занимаясь лакировкой, тоже внимательно изучал окружающую обстановку. Он заметил, что в квартире имеются целых четыре комнаты и две гостиных, что бо́льшая часть мебели сделана из красного дерева, что на стенах висят произведения живописи и каллиграфии, на полках стоят антикварные вещицы, а подсобное помещение ломится от запасов алкоголя. Но стоило ему обратить внимание на стену, как Лу Шаньшань тут же заметила, что все произведения не более чем имитация. То же самое она сказала про антикварные вещицы на полках. Когда же Ван Чанчи покосился в сторону подсобки, Лу Шаньшань заявила, что стоящие там бутылки не более чем фальшивка. Ван Чанчи работал в полном молчании, в то время как Лу Шаньшань, наоборот, болтала без умолку. Она постоянно жаловалась, какие трудности испытывает их семья, как ее муж все остатки зарплаты пускает на мебель из красного дерева, из-за чего у них не осталось ни гроша. И хотя она притворялась нищей, Ван Чанчи понимал, что он попал в состоятельную семью и что если сюда попадет Дачжи, его ждет счастливое перерождение.

Покрыв лаком платяной шкаф, Ван Чанчи принялся за туалетный столик, покончив с туалетным столиком, он принялся за письменный стол, а покончив с письменным столом, принялся за книжный шкаф. В этом шкафу стояло много фотографий, и на них он вдруг увидел Линь Цзябая. Обнимая Фан Чжичжи, он стоял то у Эйфелевой башни, то в Венеции, то на фоне Фудзиямы, то перед статуей Свободы… На одном из семейных фото из четырех человек Линь Цзябай стоял позади и приторно улыбался. Чего-чего, а того, что мужем Фан Чжичжи окажется Линь Цзябай, Ван Чанчи никак не ожидал, и это его весьма озадачило. «Не могу же я отдать Дачжи собственному врагу?» — подумал он.

53

Эта мысль точила его на протяжении целого дня, и от долгих раздумий ему стало казаться, что в мозгах у него образовалась мозоль. Стрелки часов, словно их тоже покрыли лаком, двигались еле-еле. Вечером, придя домой, Ван Чанчи в одиночку выпил полбутылки водки и стал размышлять о постоянном переплетении своей судьбы с судьбой Линь Цзябая. «С одной стороны, вместо него отсидел в тюрьме. Он задержал мне зарплату на стройке. Он нанял людей, которые едва меня не убили. Он посягнул на жизнь Хуан Куя, свалив всю вину на меня, из-за чего полицейские застращали всю деревню, лишив ее сна. Работая на его стройплощадке, я покалечился и стал импотентом, а он даже не соизволил выплатить мне компенсацию за моральный ущерб. Я вообще не получил от него никаких выплат, ни после истории с машиной, ни после суда, ни после попытки суицида. При всем при этом он еще и прячется. Что это за тип? Что за отморозок? Без всякого преувеличения можно сказать, что именно он разрушил мою психику и испортил мне жизнь.

С другой стороны, когда я отсидел вместо него в тюрьме, он мне за это заплатил. В то время мой подрядчик Хэ Гуй, задолжав зарплату за три месяца, куда-то испарился. И я лежал в бараке настолько голодный, что у меня живот прилипал к спине, а перед глазами плыли круги, мне до такой степени хотелось есть, что я готов был копаться в мусорных баках. И если бы не тот случай с подменой в тюрьме, я бы не заработал ту тысячу с лишним юаней и не смог бы отправить деньги отцу в счет погашения его долгов. Ведь из-за долгов моей семье пришлось расстаться со всей домашней живностью, мебелью и даже гробом. Нельзя ли в таком случае сказать, что он спас нашу семью? Конечно, стройплощадка в уездном городке находилась в ведомстве его компании, так что Хэ Гуй задерживал зарплату наверняка потому, что у него этих денег тоже не было. Но пострадал от этого не только я, но и еще очень многие, включая Лю Цзяньпина. Поэтому совершенно очевидно, что это не было направлено специально против меня. Стройка была объектом уездного правительства. По слухам, Линь Цзябай задолжал деньги потому, что их ему задолжал уезд, и, кстати, до сих пор это здание так и не достроено. И тогда Линь Цзябай через Хуан Куя согласился выплатить мне целых девять крупных купюр при условии, что я навсегда исчезну с его глаз. Нескольким сотням рабочих он не выплатил ровным счетом ничего, шанс получить деньги он дал лишь мне, так неужели это нельзя воспринять как доброе намерение с его стороны? Но кому принадлежит Поднебесная? Кому принадлежит земля под ногами? С какой стати я должен исчезать лишь потому, что так захотелось ему? Возможно, он сказал это просто так, из-за гонора или сгоряча, после того как ему пришлось раскошелиться. Но мне, молодому, понадобилось вдруг защищать достоинство, и я даже не дал ему шанса. Что у меня тогда замкнуло в голове? О каком достоинстве я мог рассуждать, после того как отсидел вместо него в тюрьме и после того как мне пришлось стянуть штаны перед Хуан Куем? Случись такое сейчас, я бы уже никогда не поступился деньгами. Только бедняк знает цену день гам. Только проигравший знает цену своей глупости. Только сейчас до меня дошло, насколько большой оказалась цена моих промахов в целом. Что же касается того нападения, так его совершенно точно организовал Хуан Куй. А раз так, к чему вообще перекладывать это на голову Линь Цзябая? Я мучаюсь не меньше, чем Гамлет со своим вопросом „Быть или не быть?“. Возможно, Хуан Куй выкинул такое импульсивно, а возможно, помощники Хуан Куя вообще действовали без его ведома. Так что вину за случившееся не обязательно приписывать Линь Цзябаю. И вообще, разве Хуан Куй тогда не порвал с Линь Цзябаем? Они ведь не были единым монолитом, не заключали союза до самой смерти, каждый из них просто использовал друг друга в своих целях. Как говорится, в Поднебесной все вороны одинаково черные, но по оттенкам все-таки отличаются, так что не обязательно черный цвет приписывать врагам, некоторые могут сослужить службу, и с ними можно иметь дело. Более того, сам Хуан Куй не был из разряда хороших, чуть что хватался за нож и отрубал пальцы. Если бы он не погиб от рук Линь Цзябая, его бы прикончил кто-нибудь другой. Разве что вид смерти был бы иной: это могла быть и авария, и выстрел в голову, и прыжок из окна. К тому же то, что Хуан Куя хотел убить именно Линь Цзябай, следовало еще доказать. По словам Лю Цзяньпина, у полиции до сих пор не имелось по этому делу железных доказательств. Может, мне и не стоит из-за каких-то слухов ненавидеть Линь Цзябая и держать на него зло из-за случая с Хуан Куем? Ведь, если разобраться, они с ним были одного поля ягоды, пособничали друг другу в грязных делишках. А то, что за мной в деревню приходили полицейские, вполне объяснимо. В конце концов, мы с Хуан Куем враждовали, и у меня были мотивы, чтобы совершить это преступление. Откуда я взял, что в каком-нибудь маленьком уездном городке найдутся полицейские уровня Шерлока Холмса или детектива по прозвищу Черный Кот[33]? На них оказывали давление, они стремились выслужиться, и тогда первым, кто попал под удар, стал я. Только идиот бы меня не заподозрил. Даже если бы им пришлось просто искать козла отпущения, я бы все равно оказался их единственным вариантом. Честно говоря, на месте полицейских я бы думал и поступал точно так же. Арестовать деревенского всяко надежнее, чем городского. А что касается моего падения на стройке, из-за которого я стал импотентом, то и здесь, если разобраться, логику Линь Цзябая понять можно. Когда я попал в больницу, он заплатил за мое лечение и пребывание в стационаре и еще до того, как я потребовал компенсацию, попросил подрядчика Аня выплатить мне двадцать тысяч юаней. Только благодаря этим деньгам я смог отговорить Сяовэнь от аборта и таким образом сохранить жизнь Дачжи. Боже мой, выходит, что жизнь Дачжи сохранил именно Линь Цзябай?! Неудивительно, что у меня в голове постоянно крутится мысль отдать Дачжи в эту семью, оказывается, на то воля самого Неба. Так и повинуйся ей, Ван Чанчи! Некоторые, получив увечье на стройке, не получают даже элементарной компенсации и, повесив на шею картонку жалобщика, годами добиваются справедливости, а потом еще и за решетку попадают, не понимая, в чем их вина. А что это за штука такая — компенсация за моральный ущерб? Это забава, придуманная иностранцами, поэтому, появившись у нас, она не обязательно будет работать. Как это обычно водится, такого рода иностранные новшества можно назвать отжившей свой век ерундой, которая не всегда подходит для нашего менталитета. К тому же моя импотенция оказалась ложной. Разве сейчас у меня есть какие-то проблемы? Если бы Линь Цзябай узнал про это, то мог бы запросто оспорить твой шантаж. Даже Сяовэнь сомневалась в том, что я упал не специально. Так почему я сам не могу этого признать? Разумеется, сделать это сложно, но ведь, как говорил психолог, у каждого человека есть подсознание. Так возьми и поклянись, что свое падение ты совершил не подсознательно! Возможно, Линь Цзябай не такой уж плохой, а я сам возомнил его таким?