— Да что же я могу сделать, чтобы вернуть его? Как я могу отдать отнятые земли?

— Что значит, как вы можете? Совсем недавно, когда королева любила вас, все было в вашей власти. А сейчас… другой человек стал ее фаворитом. Давид Риччо сейчас для нее все… и советник… и секретарь… и любовник…

— Я убью его!

Мортон улыбнулся.

— Ваше Величество, — сказал он, — давайте выйдем из дворца. Мы должны быть уверены, что нас никто не подслушивает. Нам надо поговорить…

* * *

Босуэл с домашними перебрался из Криктона в Хеддингтонское аббатство. Последние недели он пребывал в веселье. Отношение Джин к нему не изменилось ни на йоту, а Бесси Краффорд дала ему те развлечения, в которых он постоянно нуждался, и потому жизнь текла удивительно мило.

Джин занималась в Хеддингтоне тем же, чем и в Криктоне; она ни минуты не сидела без дела, и даже отдыхая, держала в руках вышивание.

Босуэл частенько видел Бесси. Ее чудесные глаза, бывало, следили за ним в ожидании сигнала. Наверху ли на сеновале… или в полях аббатства… они были везде… он и эта маленькая тихая девушка, которую его руки делали по страстности равной ему самому.

Ему нравилась Бесси. Все бы ничего, если бы не одно происшествие.

Он зашел в комнату белошвеек, внезапно вспомнив о Бесси и почувствовав желание. Она сидела в одиночестве в комнате. Вообще-то она работала вместе с его женой, но именно в эту минуту Джин в комнате не оказалось.

Он бросил ей:

— Ступай на сеновал и жди меня там.

Она вся как-то смутилась. Ее глаза смотрели встревоженно. Она начала, было, говорить:

— Ваша светлость… я не могу…

— Ступай, детка. Я кому сказал, иди наверх.

Заикаясь, она проговорила:

— Ваша светлость… Ваша светлость…

Он схватил ее за плечи и толкнул в сторону двери. Она чуть не упала, рассмеявшись писклявым смехом, потом выпрямилась, сделала суетливый реверанс и выбежала из комнаты.

Он улыбнулся и несколькими мгновениями позже отправился следом за нею на сеновал.

…Они редко обменивались словами, ведь в таких отношениях слова не всегда нужны. Она сказала, что ей надо идти работать и она не может долго задерживаться. Он и слушать ее не хотел. Он насильно уложил ее на покрытый пылью пол сеновала…

Они задержались на сеновале дольше обычного; и, когда наконец он отпустил ее, Бесси вспомнила, что давно пора было бы вернуться.

Она возвратилась в комнату белошвеек, где уже было несколько слуг и жена Босуэла.

С пунцовыми щеками, в пыльном платье Бесси смущенно вошла в комнату.

— Где же это ты была? — сурово спросила ее Джин.

— Мадам… я…

— Посмотри, на кого ты похожа! Что с тобой стряслось?

Бесси, заикаясь, проговорила:

— Я… была… на сеновале…

— Ты ходила на сеновал, когда у тебя полно работы?! Взгляни на свои руки! До чего же они грязные! Пойди вымой их… Такими руками работать просто невозможно. А когда ты вернешься, я хотела бы узнать, почему ты оставила работу и ходила туда.

Бесси, рада-радешенька, что можно уйти, так заторопилась, что чуть было не сшибла графа, который как раз в этот момент входил в комнату. Граф едва взглянул не нее, но выдал себя: его одежда была такой же грязной, как и платье Бесси. Это была весьма необычная грязь: камзол графа был усыпан остатками соломы, той самой соломы, что запуталась в волосах Бесси.

Джин проницательно посмотрела на мужа. Она подавила смех. Зная Босуэла и Бесси, она могла сделать лишь единственный вывод.

Она ничего не сказала Хепберну, а слугам приказала отправиться с нею вместе на кухню, чтобы сделать кое-какие приготовления к вечернему застолью.

Через полчаса она вернулась в мастерскую. Бесси в вычищенном платье и с отмытыми руками старательно работала.

— Бесси, — обратилась Джин к девушке, — если я не ошибаюсь, твой отец живет недалеко от Хеддингтона?

— Да… моя госпожа…

— Ну вот и славно. Собирай вещи и немедленно отправляйся к нему.

— Отправиться к отцу?! Моя госпожа…

— Да, Бесси. Я нахожу, что твои услуги мне больше не нужны.

Бесси вспыхнула, потом что-то забормотала сквозь слезы. Оставить этот замечательный дом, поселиться в убогом домишке отца, помогая ему в кузнице, заиметь в качестве любовника какого-нибудь деревенского мужлана — это было просто невыносимо.

— Ну, Бесси, не стоит так плакать. Иди собирайся и отправляйся немедленно. Я надеюсь, в течение часа ты уедешь.

Бесси ничего не оставалось, кроме как послушаться.

Узнав о произошедшем, Босуэл пожал плечами, а затем разразился жутким хохотом.

— Так ты ревнива, дорогая? Ты приревновала меня к швее?

— Это не ревность, — ответила ему жена. — Хочешь — можешь с ней встречаться. Не вижу смысла, чтобы она оставалась здесь. Просто меня не устраивает, что ты отвлекал ее, когда она работала для меня.

Босуэл был поражен. Он никогда не встречал такой женщины, как его жена.

После этой истории они виделись еще пару раз. Городские лавочники услужливо разрешали им воспользоваться своими домами для встреч и носили письма от Босуэла к Бесси и обратно. Однако Босуэлу все это быстро надоело. Он привык получать все без проволочек. Его страсть остыла.

* * *

Был субботний вечер. В трубах домов гудел мартовский ветер. Королева ужинала в маленькой комнатке рядом со своей спальней. Она была уже на шестом месяце беременности. Шел великий Пост, а врачи советовали ей кушать побольше мяса, чтобы укрепить здоровье, что и приходилось делать. Кроме того доктора советовали покой, и потому она полулежала на кушетке, что стояла рядом со столом. Слуги расторопно подносили разные мясные блюда. За столом сидели ее сестра — бастард Джейн, графиня Аргайлская, ее незаконнорожденный брат лорд Роберт Стюарт, управляющий дворца, Артур Эрскин — придворный, ведающий лошадьми и экипажами, королевский врач, Давид Риччо и несколько слуг.

Мясо было изумительным, и они запивали его французским вином.

— Это вино постоянно напоминает мне о Франции, — задумчиво произнесла Мария. — Какие же это были счастливые дни!

— Вы хотели бы вернуться, Ваше Величество? — спросил Роберт.

— Отнюдь. Вернуться — значит повторить тот же самый путь…

— Синьор Давид, вы просто великолепны сегодня, — сказала графиня.

Давид взглянул на свое платье, отороченное мехом. Его камзол был сшит из прекрасного атласа, а на ногах были вишневые бархатные чулки. Изумительное перо украшало его шляпу, а на шее висел громадный рубин — подарок Марии.