— Мадам, его поведение сегодня просто неприлично.

— Он ведет себя неприлично каждый день. Сейчас он такой, какой есть на самом деле… Надменный выскочка, пьяница и развратник. Посмотрим правде в глаза, Давид Как он вел себя с вами? Не говорите ничего. Я вам все скажу. Он был несносен, хотя, только появившись здесь и узнав о вашем влиянии на меня, держался более доброжелательно. Ведь это правда, не так ли, Давид?

— Да, Мадам.

— Вы согласны со мной, что этот брак — самая моя большая ошибка?

— Здесь есть и моя вина, Мадам. Я не могу забыть, как подталкивал вас к этому браку.

— Давид, милый, да, вы делали это, это правда. Но вы бы не подтолкнули меня к алтарю, если бы я того не захотела. А это уже моя ошибка, а не ваша. Мы оба были обмануты, но не надо ворошить прошлое. Я хочу избавиться от Дарнлея, и я сделаю это! Он никогда не поделит со мной корону!

— Да, Мадам, нельзя ему это позволить.

— Какое счастье, что я не успела дать ему права на корону. Тогда бы было слишком поздно. Ему более не будет показан ни один документ. Мы сделаем печать с его именем, и его подпись уже не понадобится. Мы обойдемся без его советов. Советоваться с ним?! Что может быть хорошего в его советах?!

— Мадам, он будет в ярости, узнав обо всем.

— Дэви, его ярость не имеет ровным счетом никакого значения. Я больше не дам ему шанса унизить меня так, как он сделал это сегодня вечером.

Давид улыбался, смотря на королеву. Он дорожил своим самолюбием, а Дарнлей часто унижал его. Давид знал, что когда-нибудь королева покинет мир детства, и радовался, что этот миг настал.

— Мадам, — сказал он, растягивая слова, — хорошо, что вы отсекаете графа Дарнлея от политических дел. У него нет ни малейшего понятия о вашей роли в мире политики. Его эгоизм и тщеславие разрослись до таких размеров, что он больше ничего не видит. Мадам, никогда еще ваши позиции не были такими сильными… Послания испанского короля прояснили его намерения. Он в восторге от поворота дел в Шотландии; он знает, что все это благодаря правильным действиям Вашего Величества по отношению к мятежной знати. Поступив так решительно с графом Меррейским, его друзьями и Джоном Ноксом вы очень порадовали короля Филиппа, и он намеревается помочь вам с укреплением вашего трона… Мадам, мне известно, что король Испании не видит причины, чтобы не ответить ударом по нашим врагам за границей в случае, если дела страны пойдут так же славно. Король Испании видит тот день, когда у протестантского бастарда отберут корону, на которую она не имеет ни малейшего права… Эта корона украсит ваше чело, Мадам.

— Королева Англии и Шотландии, Давид!

Глаза Марии засверкали от восторга.

— Это — моя мечта, Давид. Если мы станем одной страной, варварские приграничные набеги прекратятся. Мы будем единой землей; мы будем держаться вместе. Это — путь к миру, Дэви!

— Да, Мадам. День, когда вы станете королевой Англии, будет самым счастливым для меня.

— А Филипп действительно рассчитывает именно на такой исход событий?

— Он не сказал об этом напрямую… просто… все было сказано так, как можно было ожидать от человека осторожного… Я прошу Ваше Величество прочесть это послание.

…Они стояли, склонившись над столом, читая бумагу, когда дверь распахнулась от удара На пороге стоял Дарнлей: ворот ночной сорочки расстегнут… в беспорядке спутавшиеся волосы… лицо в пятнах… пьяные глаза…

— Так я и знал! — заорал он. — Так вы здесь… и вместе… Я знал, что поймаю вас. Теперь я знаю, то, что говорят о вас — правда… тайком встречаетесь… Королева Шотландии и плебей-музыкантишка… О, Господи!

С надменностью в голосе королева произнесла:

— Немедленно отправляйтесь к себе в спальню.

Дарнлей расхохотался:

— Не думайте, что вам удастся надуть меня, Мадам.

— У меня и в мыслях не было обманывать вас. Я просто говорю вам, что устала от вашего отвратительного поведения. Отныне мы будем жить порознь.

Дарнлей качнулся и икнул:

— Ах… так он ублажает тебя в постели… не так ли… этот плебей…

Мария встала и решительно направилась к нему, не в состоянии совладать с собственным гневом. Она схватила его за голову и тряхнула. Дарнлей уставился на нее посоловевшими глазами.

— Ведь это правда, — произнес он. — Он же твой любовник. Этот недоросток… который…

— Замолчите! — закричала Мария. — Или я отправлю вас в Толбуф.

Дарнлей замер с открытым ртом.

— Ну-ка, пошли, Мария, — зашипел он. — Отправляйся в постель…

Она оттолкнула его от себя, и он рухнул на пол.

— Давид, — спокойно сказала она, — позовите его слуг. Они отнесут его в постель. А я пошла к себе. Спокойной ночи, Давид. — Она покинула комнату, оставив Дарнлея в пьяном оцепенении лежать на полу.

* * *

Дарнлей с важным видом слонялся по замку. Он не знал, что многие наблюдают за ним. Например, Мэйтленд Летингтонский, ныне обрученный с Мэри Флеминг. Он знал обо всем, что стряслось, от Флем. Мэйтленд был самым умным государственным мужем Шотландии; сумев очаровать королеву Англии и английского посла, он без особого труда узнал все, что ему было нужно, от Флем… Честолюбие Мэйтленда было глубоко задето. Он был главным советником королевы, проявил мастерство дипломатии в Англии, а по возвращении в Шотландию нашел на своем месте другого человека — музыканта-выскочку.

Не будь Риччо в Шотландии, Мэйтленд Летингтонский чувствовал бы себя лучше.

Среди наблюдавших за Дарнлеем был Рутвен, медленно умиравший от изнурительной болезни, но полный решимости насладиться властью перед смертью. Его коробило, что Мария так верит своему музыканту.

Еще был Джеймс Дуглас, граф Мортон, самый коварный из всей компании, человек, лишенный хотя бы легких угрызений совести, развратник с кучей внебрачных детей. Он поддерживал отношения с графом Меррейским, который пытался выпросить у королевы прощение и вернуться в Шотландию. Мортон, изображая преданность Марии, состоял в заговоре с англичанами. Шотландской королеве не везло: она и не ведала, сколько народу из ее окружения были шпионами Елизаветы Английской.

Граф Меррейский ждал разрешения возвратиться в Шотландию, а Мортон, Мэйтленд, Рутвен, Аргайл и остальные собрались обсудить новое положение дел в стране да то, как избавиться от выскочки Риччо, чье поведение просто провоцировало их на это. Они мечтали вернуть к власти графа Меррейского, а ссыльных лордов в их владения, а также уничтожить или, в крайнем случае, ослабить позиции королевы Марии.

Англия не скупилась на деньги и поддержку, потому что Елизавета была всерьез обеспокоена политикой Филиппа Испанского. Он отправил в Шотландию деньги, но англичане, прознав об этом от ловких помощников Сесила, перехватили корабли с богатством и доставили их в Лондон.