Кавказом, особые временные отделения «собственной» канцелярии и комитеты при ней. Все эти «отделения» были весьма полномочными органами «чрезвычайного» управления, через которые верховная власть самодержца действовала помимо нормальной системы правительственных учреждений. Из них особое значение получило, согласно всему духу охранительной и подозрительной власти, Третье. Оно ведало «высшую полицию», но понятие это толковалось до крайности широко. Наряду с розыском о «государственных преступниках» (а чего только не подводили под это понятие!), в Третьем отделении было сосредоточено распоряжение их судьбой в тюрьме и ссылке; сюда поступали разнообразные сведения о «подозрительных лицах» – отнюдь не только в политическом отношении, но также уголовном и вообще полицейском; отсюда исходили против них негласные меры надзора и высылки; отсюда следили за всеми прибывающими из-за границы и выезжавшими из России; сюда поступали из всех губерний и жандармских округов периодические «ведомости» о всевозможных происшествиях, о более ярких уголовных делах, особенно о фальшивомонетчиках, корчемниках и контрабандистах; тут внимательно следили за крестьянскими волнениями, расследовали их причины и поводы, принимали меры к их подавлению; тут все усиливалось наблюдение за поведением литературы, так как цензурное ведомство, на обязанности которого было «направлять общественное мнение согласно с настоящими политическими обстоятельствами и видами правительства», само состояло под строгим наблюдением и руководством Третьего отделения, а с 1828 г. сюда была целиком передана театральная цензура. Идеальным требованием Третьего отделения было, чтобы ему, а через него его главе – императору – сообщалось все сколько-нибудь значительное, с полицейской точки зрения, что происходило во всех углах империи. Средствами постоянного притока сведений были донесения жандармских округов и общей администрации. Весь этот пестрый материал докладывался Николаю и вызывал большое его внимание, а часто энергичное вмешательство. «Высочайшие» резолюции то и дело требовали дополнительных сведений по тому или иному происшествию, посылались жандармские офицеры (Николай хорошо их знал и часто указывал, кого именно командировать) с особыми полномочиями для производства расследования на месте или принятия экстренных мер «по высочайшему повелению».

Третье отделение и корпус жандармов стали сильным органом личного осведомления государя обо всем, что в стране происходит, его личного надзора за порядком и за поведением как администрации, так и обывателей. Николай внимательно читал доклады (так внимательно, что даже поправлял описки), вникал в донесения не только о крупных происшествиях, имевших общественное значение, но также о проделках и похождениях отдельных лиц, попавших в сферу жандармского наблюдения по самым разнообразным поводам; входил в подробности, требуя дальнейшего наблюдения и новых сведений, запросов по губерниям, справок по министерствам, выяснял провинности и самолично назначал виновным наказание, лишь изредка распоряжаясь об отдаче их под суд. Николай держал себя опекуном порядка и попечителем доброй обывательской нравственности, карал их нарушителей административной высылкой, для которой часто сам и место выбирал (Вятку, Сольвычегодск, Каргополь и др.; для неисправимых рецидивистов – Соловки), отдачей в солдаты или в крепостные арестанты, а то и в сумасшедший дом. До жуткости часто применялась эта последняя кара: «сумасшедшие, сосланные для исправления в уме», – явление обычное и стоят рядом с «государственными арестантами».

Более сложные или тяжкие эпизоды передаются военному или уголовному суду и препровождаются судебным учреждениям с внушением: решить незамедлительно, вне очереди; или посылаются на расследование министрам юстиции и внутренних дел, местному губернатору и предводителю дворянства при участии окружного жандармского штаб-офицера. Широкой осведомленностью Третьего отделения Николай пользовался для проверки осведомленности своих министров в круге их ведомств и часто направлял их внимание на разные непорядки.

Деятельность Третьего отделения, естественно, вызвала обширную практику доносов и частных жалоб. Добровольных доносителей по всевозможным делам нашлось немало. Воскресло старинное «слово и дело государево» в форме заявлений о «важных государственных тайнах», о которых доносители могут-де сообщить только лично государю. Николай отнюдь не пренебрегал такими заявлениями, вызывал доносителей в Петербург, поручал их опрос Третьему отделению, а при их упорстве разрешал писать лично себе, назначал им денежные награды, хотя случалось иным из них за явно вздорные и шантажные доносы, за назойливость и сутяжничество попадать под арест и в ссылку и даже в сумасшедший дом. Входил император через Третье отделение и в частные дела обывателей, разбирал их жалобы на обиды и притеснения, споры о наследстве и сложные семейные раздоры, карал детей за непочтение к родителям, отдавал отцов под опеку за мотовство семейным имуществом, содействовал взысканию долгов и т. п. Как в Петербурге Николай любил неожиданно появляться в раннее время в правительственных учреждениях для проверки, на местах ли чиновники и все ли в порядке, так он стремился через своих жандармов заглядывать по-хозяйски во все углы русского быта и держать его под опекой. Самому всюду не поспеть – заменяли доверенные слуги.

Третье отделение и корпус жандармов должны были как бы разрушить бюрократическое средостение между самодержавной властью и обывательской массой. Николай искал этим путем популярности и доверия. Новые учреждения эти выставлялись как благодетельные для «благонамеренных» обывателей и рассчитывали на их поддержку. Инструкция корпусу жандармов возлагала на них обязанность выяснять и пресекать злоупотребления, защищать обывателей от притеснений и вымогательств чиновничества, отыскивать и представлять к наградам «скромных вернослужащих» и даже «поселять в заблудших стремление к добру и выводить их на путь истинный». Жандармские офицеры должны были искать доверия всех слоев общества и внушать населению уверенность, что через них «голос всякого гражданина может дойти до царского престола». Развертывалась широкая картина – централизованного в общегосударственном масштабе полицейского надзора, переходящего в активную опеку, активного в собирании сведений и во властном отклике даже на мелкие житейские происшествия и поступки.

Общая цель этой системы была полицейско-политическая. Под личным руководством государя велась борьба с нараставшим общественным недовольством всех классов населения, и притом велась двумя способами: суровым подавлением всяких его проявлений и некоторым смягчением его причин, поскольку для этого не требовалось никаких сколько-нибудь существенных изменений в существующем порядке. Беспощадно подавляя крестьянские волнения и сурово расправляясь с «зачинщиками», Николай требовал расследования жалоб на жестокость или распутство помещиков и на чрезмерную эксплуатацию ими крестьян, а в крайних случаях приказывал взять имение в опеку, иногда с арестом злодея-помещика и его высылкой из имения. Высылкой в разные углы империи, отдачей в солдаты – в кавказские войска или в крепостные батальоны, иногда даже заключением в сумасшедший дом, карались такие проявления вольнодумства, как сочинения «вольнодышащих» стихов и «подозрительных» документов или произнесение неосторожно-грубых и резких выражений по адресу высшей власти. Николаевское правительство было крайне чувствительно к малейшим проявлениям непочтительности и порицания, считало неуместной какую-либо критику; старалось внушить подданным безусловное доверие к государственной власти и убеждение, что «не от дерзостных мечтаний, всегда разрушительных, но свыше усовершаются постепенно