– И ты боялась только этого? Ирен, он же обращался с тобой как с мужчиной! Он не стал бы миндальничать.

– Главное, что ты вела себя как женщина! Нелл, даже я бы не смогла сыграть лучше. У меня аж сердце заныло при виде того, как ты сдалась и выложила им все, что знаешь. Признаюсь, я была удивлена, когда услышала от тебя ложь. Ладно, главное – нам поверили, и мы скоро будем в Дувре, в безопасности, и не жалея о грехе лжи. Я так понимаю, ты ведь не раскаиваешься в том, что соврала?

– Ложь во имя предотвращения злодейства вряд ли может считаться грехом. Ты ничего ни у кого не украла. Из Богемии ты взяла с собой лишь личные вещи и деньги, заработанные честным трудом… Кстати… а что ты сделала с брошью, подаренной тебе королем?

Лицо подруги помертвело. Ирен запустила руку в карман, в котором хранила револьвер, и достала рубиновую звезду:

– Некоторые подарки, что мы получаем, подобны шипам, но их уколы способны нас кое-чему научить. Я хочу навсегда запомнить урок, который мне преподали в Богемии.

– И в чем он заключался?

– Пока еще не знаю. – Ирен чуть развела руками. – В данный момент наверняка я могу сказать лишь одно: случившееся действительно стало для меня уроком.

* * *

Пересадка на пароход в Остенде прошла в такой спешке, что я ее практически не запомнила, а путешествие на судне через пролив вызвало у меня приступ морской болезни.

Вокзал Виктория ничем не отличался от других вокзалов, за одним существенным исключением: мы были дома. Честно говоря, я не рассчитывала, что нас будет кто-нибудь встречать, и потому очень удивилась, когда от толпы отделилась знакомая черноволосая фигура, которая двинулась нам навстречу. Я заметила, как рука Ирен скользнула в правый карман.

– Любезная мисс Хаксли… моя дорогая Пенелопа! Нелл… – Годфри схватил мои затянутые в перчатки руки и пожал их.

Ирен, не останавливаясь, двинулась дальше. Я знала, как страшно она устала и сколь чудовищные усилия прикладывает, чтобы по-прежнему продолжать маскарад.

– Я понятия не имел, какая именно квартира вам нужна, – на ходу объяснял Годфри, пока мы пробирались сквозь толпу, – но я подобрал вам приличное жилье в спокойном тихом районе. А где ваш багаж?

– Нету, – просто ответила я.

– Что, пропал?

– Потеряли во время пересадки в Брюсселе, – низким баритоном пояснила Ирен.

Озадаченно на нее посмотрев, Годфри повернулся ко мне:

– Ох уж эти пересадки. Путь был неблизкий, вам то и дело приходилось менять поезда. Вы наверняка вымотались до предела!

Я кивнула. Говорить не было сил. Поняв это, Годфри больше не задавал вопросов, а просто молча повел нас к поджидавшему экипажу. Пока Нортон помогал мне усесться в кэб, Ирен спокойно ждала у дверцы. Адвокат и подруга окинули друг друга изучающими взглядами, после чего Адлер забралась внутрь салона и, устроившись рядом со мной, уставилась в окно. Годфри сел последним. Опустившись на сиденье, он постучал тростью в крышу в знак того, что можно трогаться.

– Похоже, вы уехали из Богемии в большой спешке, – заметил он. – Кроме того, насколько я понимаю, ваш отъезд был тайной. Твоя телеграмма, Нелл, была столь же лаконичной, как и письмо, вынудившее тебя оставить Лондон и пуститься в путь. А подпись!

– Как он? – быстро спросила я.

– Кто? – угрюмо поинтересовалась Ирен.

– Казанова, – улыбнувшись мне, ответил Годфри.

Повисло неловкое молчание. Посмотрев друг на друга, мы отвели взгляды.

– Понять не могу, – наконец проговорил Годфри, обращаясь ко мне, – получив твою телеграмму, я решил, что ты едешь вместе со своей подругой Ирен Адлер. Я вижу, вы оба устали, и вам наверняка есть что рассказать, но с этим не горит. Однако ты не могла бы представить своего спутника? – Он внимательно посмотрел на Ирен.

Что я могла ему ответить? Пускаться в объяснения, почему подруга путешествует в мужском обличии? Но ведь тогда пришлось бы выкладывать все с самого начала…

Пока я размышляла, Ирен сняла с головы котелок, за ним мешочек с деньгами, после чего выдернула черепаховые заколки из шевелюры. Водопад волос низринулся ей на плечи. Повисло молчание. Годфри Нортон не зря был адвокатом. На его лице не дрогнул ни один мускул, даже когда Ирен отклеила усы. После долгой паузы, окинув мою подругу взглядом с ног до головы, Годфри светским тоном произнес:

– Насколько я понимаю, вы мисс Адлер?

Вместо ответа она вытащила из нагрудного кармана папиросу. Прежде чем она успела закурить, Годфри услужливо чиркнул спичкой. Она поднесла дрожащей рукой папиросу к огню, затянулась и отстранилась.

– Я бы тоже покурил, – признался Нортон.

Ирен протянула ему портсигар. Годфри прикурил папиросу от той же горящей спички, прежде чем она обожгла ему пальцы. Салон кэба наполнился клубами табачного дыма.

Я жалостливо замахала руками:

– Вы здесь так накурили, что мне скоро придется вылезти и пойти пешком, а мне этого, поверьте, очень не хочется.

– Извини. – Годфри открыл окошко, и дым устремился прочь, смешиваясь с таким родным, знакомым лондонским туманом. – Признаться, я растерялся.

Ирен посмотрела на меня. Я посмотрела на нее. Мы засмеялись. Щелчком пальцев она выкинула окурок в окно. Теперь мы уже хохотали вовсю. Мы все смеялись и смеялись и никак не могли остановиться. Наконец мы рухнули друг другу в объятия, вне себя от радости и облегчения. Наверное, с нами сделалась истерика.

Годфри Нортон смотрел на нас молча, держа язык за зубами, что было очень умно с его стороны.

Мой друг снял нам в квартиру в Челси в одном из пятиэтажных домов, в которых располагались пансионы и сдавались меблированные комнаты. Квартира выглядела вполне пристойно, но несколько безлико. Всю мебель покрывали салфеточки.

– Насколько я понимаю, деньги у вас есть, – начал он.

Я кивнула.

– Поговорим обо всем в другой раз, – молвила Ирен, застыв у окна. Сейчас она походила на птицу в клетке – они ведь всегда тянутся к свету.

Сходство с птицей напомнило мне о Казанове. С удивлением я поняла, что мне не хватает его приглушенных серенад из сипов, криков, клекота и нарочитого почесывания, напоминавшего звуком шелест юбок из тафты.

Годфри глянул на замершую у окна фигуру Ирен в мужском наряде и каштановые волосы, ниспадавшие каскадом ей на плечи. Он посмотрел мне в глаза, дав взглядом понять, что рад моему приезду, после чего поклонился и удалился.

Молчали мы с подругой долго. Квартира казалась нам чужой. Мы лишились всей одежды, кроме той, что была на нас. У нас вообще ничего не осталось, за исключением денег, фотографии и рубиновой броши – подарка короля Богемии. Все это Ирен выложила в ряд на широкий подоконник – словно подношение голубям. С удивлением я обнаружила, что подруга сберегла и вещицу Тиффани – безобразную брошь в виде осьминога. Теперь она лежала рядом с рубиновой морской звездой Вильгельма – чем не дары моря?