– Ты мудро поступила, отправив телеграмму мистеру Нортону, – не оборачиваясь, произнесла Ирен. – У меня не хватило бы сил на поиск жилья.

Я подошла к окну, увидев, как мужской силуэт в черном цилиндре садится в экипаж. Теперь, в отличие от того дня, когда Ирен впервые столкнулась с Годфри, я знала, кто это. Ирен смотрела вниз безразлично, в оцепенении.

– Я устала, Нелл. Я ужасно, ужасно устала, – призналась мне она, прижавшись лбом к оконному стеклу.

Пообещав не беспокоить нас, Годфри сдержал слово.

Меня же волновала неопределенность. Я начала переживать из-за того, что не спросила его, когда мне можно вернуться к работе. С одной стороны, я понимала, что деньги Ирен рано или поздно кончатся, а с другой стороны, мне хотелось самостоятельно зарабатывать себе на жизнь. Волновала меня и судьба Казановы. Коль скоро мы вернулись в Лондон, попугая следовала забрать из адвокатской конторы. Но, поскольку Годфри не появлялся, я чувствовала себя ненужной.

Моя подруга, вполне естественно, совершенно не обращала внимания на отсутствие Годфри. Первые несколько дней в Лондоне она посвятила тому, что меняла всю имевшуюся у нее валюту на фунты.

После того как Ирен заполучила достаточно денег, она занялась восстановлением пропавшего гардероба. Вместо того чтобы, как прежде, с азартом гончей кинуться на вещевой рынок или обратиться к портному, она отправилась по универмагам, где приобрела немало вещей – к моему удивлению, совершенно невыразительных, хотя и превосходного качества. Кроме того, покупки совершенно ее не радовали: по магазинам она ходила с таким лицом, словно покупала рванье у старьевщика.

Все эти дни прошли для нас как в тумане. После безудержной гонки, сопровождавшей побег из Богемии, наши нынешние хлопоты и заботы казались нам смехотворными.

Как-то вечером, после ужина в приличном ресторане, мы уселись в нашей скучной квартире и погрузились в чтение. Мне страшно не хватало привычного уличного шума, обычно доносившегося с Сефрен-Хилл. А ведь на старой квартире зазря пропадает столько вещей, которые так много значат для Ирен! При мысли об этом мне стало очень грустно.

Ирен заерзала в кресле и тяжело вздохнула:

– Мне понадобится агент.

– Ты имеешь в виду импресарио? – весело чирикнула я, подумав, что Ирен решила вернуться на сцену.

– Мне пока не до выступлений, – вяло улыбнулась она. – Дело в другом. Во-первых, вместо этого временного пристанища нам нужно найти новую квартиру, побольше, в которой мы будем жить в дальнейшем. Во-вторых, надо без лишнего шума узнать, получила ли моя парижская знакомая чемоданы с моими вещами. Как ты думаешь, Нелл, под силу ли твоему другу-адвокату мистеру Нортону справиться с этими заданиями, равно как и с другими моими поручениями более деликатного свойства?

Я была потрясена, услышав, что теперь в глазах Ирен Годфри стал «другом», а не ее бывшим соперником в погоне за Бриллиантовым поясом или просто моим (возможно, бывшим) работодателем.

– Я с радостью его об этом спрошу, – ответила я. Мысль о том, что теперь у меня есть повод завтра же отправиться к Годфри, принесла мне облегчение.

Следующий день выдался просто чудесным. Стоял май, воздух был словно хрустальным, а на кустах и деревьях распускались почки. Бледно-голубая фарфоровая чаша неба парила над вечно гудящим, не знающим покоя Лондоном.

– Любезная Пенелопа! – искренне обрадовался Годфри. – Заходи, присаживайся, выпей чайку. Всю прошлую неделю я переживал за вас, думал, как вы там устроились… Я не навестил вас лишь по одной причине – мне не хотелось вторгаться к вам без приглашения.

В приемной я заметила скучного невзрачного клерка. Когда я переступила порог кабинета Годфри, меня охватило знакомое чувство сопричастности, прежде посещавшее меня лишь дома, в комнате, где трудился мой ныне покойный отец. Удобная мебель без излишеств, бумаги, раскрытые книги – идеальная обстановка для спокойных раздумий.

– «Вторгаться»… Скажешь тоже, – фыркнула я. – Мы всегда тебе рады. Что же касается «без приглашения»… Видишь ли, я пришла к тебе по поручению Ирен. Она хочет узнать, не мог бы ты представлять ее интересы. Думаю, поручений у нее много, и мелких, и серьезных, но каких именно, она мне еще не сказала.

Годфри откинулся в кресле, и веселое весеннее солнце осветило точеные черты его лица.

– Представлять ее интересы?! Смотрю, она запела по-иному.

– Пела она всегда одинаково. – Услышав знакомый вопль, я встала и направилась к клетке поздороваться с Казановой. Старый негодник просунул клюв сквозь прутья, и я угостила его кусочком печенья, оставшимся с завтрака, после чего снова повернулась к Годфри: – Я очень переживаю. Ирен не из тех, кто ломается под ударами судьбы, однако с момента нашего возвращения она пребывает в странной… задумчивости.

– Насколько я понимаю, в дороге вы сильно натерпелись.

– Я не в праве об этом говорить, – официальным тоном ответила я. – Скажу лишь одно. В Богемии с ней очень дурно обошелся один человек, причем тот, кто по всем законам должен был оберегать и защищать ее, а не чинить ей зло. Я теряюсь в догадках, что именно Ирен сочтет нужным тебе рассказать. Прошу лишь об одном – не делай поспешных выводов. Не суди сгоряча. Ирен виновата лишь в том, что не сумела разглядеть за маской дружбы подлость и предательство.

Годфри задумчиво теребил белый парик из конского волоса, лежавший на стопке книг по юриспруденции.

– Ты говорила, что Ирен попросила тебя приехать, потому что ей была нужна твоя помощь. Ну и как? Ты ей пригодилась?

– Думаю, да, – улыбнулась я. – Я пробудила в ней чувство ответственности за меня. С моим приездом перед ней встала задача вывезти меня из Богемии живой и невредимой. Боюсь, именно этого она сейчас лишена – я говорю о цели в жизни, о точке приложения ее энергии и талантов. Ирен вернулась буквально ни с чем, если не считать денег, и не выказывает ни малейшего желания вернуть утраченное.

– Ты сказала «живой и невредимой». Неужели дело приняло столь серьезный оборот?

– Ирен считает именно так. Спроси ее сам, Годфри. Я не имею права говорить за нее.

– Ладно. У меня слушание в суде на Флит-стрит. Я рассчитываю освободиться завтра во второй половине дня. Приходи с ней примерно в это же время.

Адвокат проводил меня до дверей, потешно пробормотав под нос «Adieu[41], Казанова». Как это ни удивительно, но попугай, обладавший темпераментом под стать своему итальянскому имени, за время моего пребывания в конторе у Годфри не проронил ни слова.

Я предложила Ирен пообедать на Флит-стрит, а потом отправиться на заседание суда, чтобы посмотреть, как будет выступать Годфри. Подруга согласилась с несвойственной ей кротостью. Я опасалась, что ее доброжелательность и улыбки на самом деле скрывают безразличие к окружающему миру.