Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как это ни странно, выяснилось, что Морехшин обладает глубокими познаниями по части Нью-Йорка Золотого века.
– Вам известен банкетный зал «Шеррис»? – спросила она. – Именно там любят собираться «Четыре сотни». – Затем она рассказала нам о Луисе Шерри, чьи услуги были настолько востребованы нью-йоркским бомондом, что ему дважды приходилось перебираться в более просторные помещения, способные вместить все больше и больше народа.
– Давайте нацелимся на этот зал или на что-нибудь в таком духе, – сказала я. После чего озадаченно повернулась к Морехшин. – Откуда тебе так хорошо известны обычаи высшего света Нью-Йорка этого периода?
– Английский язык атомной эры я учила по историческим романам. Никто не задает вопросов, если женщина увлекается древними гетеросексуальными любовными историями.
* * *
На протяжении двух следующих недель Асиль, Сол, Арчибальд Фрезер и администратор «Шеррис» обменялись целым потоком писем. Как и было обещано, Арчи оказался светским повесой, не знающим, куда потратить деньги. Своим предложением пригласить приятелей-холостяков, чтобы те стали «жюри» конкурса, Асиль купила его с потрохами. Она занялась хозяйственной стороной: деньгами, угощениями, организацией зала и оформлением сцены, а Арчи рассылал телеграммы с бесполезными советами насчет ленточек и призов. Все было как в старые добрые времена в «Алжирском театре».
Мы назначили конкурс на конец апреля. До этой даты оставалось еще пять месяцев; к тому времени станет тепло, и «Четыре сотни» будут готовы к шумным гулянкам после Великого поста, следующего за зимними балами. Это также дало нам уйму времени на то, чтобы покрыть все Восточное побережье «специальным памятным изданием» хита «Мидуэя» под названием «Парень из села», выпущенным компанией «Нез. музыка». Всю последнюю страницу заняло объявление о танцевальном конкурсе, который должен был состояться под председательством Арчибальда Фрезера в банкетном зале «Шеррис». Всем участникам предстояло собраться у служебного входа, после чего каждому будет выделен один сопровождающий и один музыкант.
Мы ни словом не упомянули про хучи-кучи и danse du ventre, чтобы наше объявление проскользнуло незамеченным мимо первой линии цензоров Комстока. Однако любой танцор, знакомый с песней, должен был сразу понять, о чем именно идет речь. Если все пойдет по плану, Комсток ничего не заподозрит до тех пор, пока мы не окажемся в Нью-Йорке, и тогда ему предстоит унизительное столкновение с нами в «Шеррис».
Голова у меня болела все сильнее, и я отсчитывала дни отваром ивовой коры и трубками опиума. Мы с Морехшин работали в музыкальном магазине. Мы сняли на двоих более просторную комнату над бывшим салоном Софы. У меня бывали ночи плохие и не очень плохие, но я чувствовала себя нормально только в те дни, когда получала очередное письмо от Аниты. Ей удалось заинтересовать нескольких учеников девятнадцатого столетия идеей коллективного действия, несмотря на то что в то время в геонаучных отделениях господствовала теория личности в истории. Мне хотелось снова оказаться вместе с ней в Калифорнийском университете, а затем вернуться в храм Аль-Лат к Софе. Быть где угодно, только не здесь, потому что тут я по утрам коченела от холода, а воспоминания черной сажей пачкали мой рассудок.
* * *
Самую мощную рекламную кампанию по продвижению нашего конкурса мы начали в конце марта, разослав по почте свежеотпечатанные приглашения и афиши. Я взялась за работу с дрожащей, изголодавшейся энергией медведя, проснувшегося после зимней спячки. Пресса окрестила предстоящий конкурс «Музыкальным ревю принцессы Асинафы», а «Четыре сотни» называли его «веселой гулянкой Арчи». В магазине бойко расходились ноты с «Парнем из села». К тому времени как мы перебрались в отдельную квартиру в Нью-Йорке, из печати вышел уже десятый тираж. Вот почему Сол, довольно попыхивая сигарой, без единого возражения оплатил нашу поездку.
Банкетный зал «Шеррис» внешне напоминал дворец, который без колебаний разорили бы крестьяне во время Великой французской революции. Высокий сводчатый потолок был украшен лепниной, отделанной бронзой, с которой органично сочетались массивные люстры. Темный полированный паркет застилали толстые ковры с расставленными на них обитыми гобеленом стульями. Ужин должен был начаться в этом просторном зале и плавно перетечь в более строгий обеденный зал рядом.
Профсоюз плотников прислал румяного молоденького подмастерья, который возбужденно объяснил, что сцена будет установлена к субботе и останется достаточно времени для ее оформления. Шеф-повар составил специальное меню из двенадцати блюд, включающее дюжину фазанов, несколько сотен устриц, артишоки из Иерусалима, морковный суп и потрясающее разнообразие тортов и десертных сыров. Разумеется, Арчи заказал два десятка бочонков спиртного. Администратор «Шеррис» любезно кивал, занося все это в обширный список. Глядя на его невозмутимый вид, я сообразила, что для него предстоящее событие является чем-то совершенно рядовым. От любого, кто арендовал роскошный банкетный зал, ждали телег, груженных деликатесами и ящиками с импортным шампанским. Наш конкурс должен был стать экзотическим угощением для детей воротил бизнеса, сколотивших себе состояние не вполне честным путем. От этой мысли меня охватило отвращение. Быть может, то, что мы связались с этими богатыми бездельниками, не было никаким коллективным действием – возможно, это было соучастием в преступлении.
Однако отступать было слишком поздно. Мне нужно было сосредоточиться на том, ради чего мы здесь находились. Я занималась этим ради женщин из «Мидуэя», ради их дочерей и матерей. Быть может, кто-нибудь из них придет сюда в субботу, чтобы показать танец хучи-кучи. Я очень на это надеялась. Мне хотелось еще раз увидеть всех их, прежде чем навсегда покинуть этот период.
* * *
В субботу мы устраняли катастрофические недочеты, всплывшие в самый последний момент. Сточные канавы вдоль Бродвея заполнились грязной ледяной водой. Коктейльная вечеринка началась после захода солнца в семь часов вечера и плавно перетекла в ужин. Гости прибывали и прибывали; казалось, каждый член «Четырех сотен» приводил с собой друга, а то и двух. Все были в сверкающих вечерних платьях, с перьями в волосах или смокингах с щегольскими жилетами.
Морехшин стояла у служебного входа, встречая танцовщиц и их сопровождающих, а я обеспечивала связь с обслуживающим персоналом. Наблюдая за ужином со стороны, я ловила обрывки разговоров, смутно отмечая, как белая кожа заливается краской от обильного употребления спиртного. Вчерашнее беспокойство вернулось. Эти люди пришли сюда для того, чтобы уничтожить нас, а не для того, чтобы присоединиться к нашей борьбе против моралистов, ущемляющих права женщин.
Собравшиеся наверху танцовщицы не ведали о том, что было на кону, – они прибыли сюда ради баснословно заманчивых призов в двадцать пять долларов, а может быть, ради славы. Они толпились в обеденном зале, переоборудованном в гримерку. Вдоль одной стены выстроились вешалки