Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Послания» Иоанна — это послания святого, беспредельно верующего в Христа. В них заключены религиозные откровения человека, всю жизнь свою посвятившего Христу.
А я? Разве я в равной степени верую в того Бога-Родителя, о котором говорит мне госпожа Родительница? Я сознаю, что она указывает мне путь, по которому я должен идти, и в целом ее слова о Боге-Родителе не вызывают у меня сомнений, но понимаю я далеко не все, возможно, потому, что мне не хватает религиозных знаний и я недостаточно осведомлен в древней истории. Я отдаю себе отчет в том, сколь это непростительно, но я вовсе не уверен в том, что, прослушав кассеты с речами госпожи Родительницы, сумею извлечь из них обращенные ко мне Послания Бога-Родителя. Впрочем, даже если бы такая уверенность у меня была, я ведь не ревностный поборник веры, каким был Иоанн, я просто прозаик, обративший свой взор к Богу. И было бы большой дерзостью равнять себя с ним.
Работу литератора может выполнять только человек, в полной мере обладающий всеми человеческими качествами, только тот, кто сам является носителем столь ненавистной Богу-Родителю пыли, загрязняющей людские сердца, более того, по роду своей деятельности он постоянно с этой пылью соприкасается, и она неизбежно оседает в его собственном сердце. Поэтому я не считаю себя достойным миссии, которую по доброте своей хочет возложить на меня Бог-Родитель. Госпожа Родительница подбадривает меня, по ее словам, к девяноста годам в моем сердце не осталось ни алчности, ни гордыни, одна только благодарность за дарованную Богом долгую жизнь. Но боюсь, что стоит мне взять в руки перо и сесть за письменный стол, как все те привычки, которые сформировались у меня за шестьдесят лет писательской жизни, возьмут надо мной верх и, несмотря на все свои благие намерения, я тут же, сам того не желая, превращусь в литератора. И вновь окажусь во власти дум, которые одолевали меня все шестьдесят лет и которые неизменно были связаны с моими читателями.
И уж конечно я не смогу создать ничего даже отдаленно похожего на ту чистую религиозную исповедь, которую написал Иоанн. Даже если вдруг представить себе, что сердце мое проникнется такой же верой в Бога-Родителя…
Вот почему я был близок к тому, чтобы погрузиться в пучину отчаяния.
В один из таких дней в моем кабинете после долгого перерыва внезапно появился небезызвестный Дзиро Мори.
— Вроде бы ты закончил новую книгу, — сказал он, — а особой бодрости в тебе я не вижу. — Затем добавил не без иронии: — Уж не жалеешь ли ты о том, что написал книгу по просьбе Мики Накаяма, основательницы учения Тэнри? Помнится, ты писал в романе «У врат смерти»… Кажется, в том эпизоде, где ты узнаешь о смерти симбасиры… «В тот миг я почувствовал облегчение — все связи мои с учением Тэнри были разорваны». Что-то вроде этого… Я уже обрадовался было, а тут не прошло и восьми лет — я не ошибаюсь? — а госпожа Вероучительница велит тебе писать новую книгу. Сочувствую. Прямо роковая связь какая-то. И что же издательство? Небось отказались печатать, мол, кризис, то да се…
— Книга выйдет в июле, а я как раз собираюсь приступать ко второй.
— Вот это да! Уж не хочешь ли ты сказать, что эта живосущая Мики, или как ее там, все-таки уломала тебя и ты из кожи вон лезешь, готовясь достойно встретить столетие Тэнри? Кстати, я тут недавно прочел любопытную книгу. Она называется «Учение Тэнри, возрождайся!», есть там еще и подзаголовок — «Ради обновленного учения Тэнри — назад к заветам Вероучительницы Мики Накаяма». Не желаешь ознакомиться? Получишь удовольствие. Там очень хорошо описано разложение верхушки Тэнри, надеюсь, и у тебя наконец откроются глаза. Я тебе оставлю эту книгу.
— Ну конечно, ты ведь не слушал бесед живосущей Родительницы… С тех пор как она начала появляться в нашем доме, ты у нас не показывался. Боялся, что ли? Она не имеет никакого отношения к современному Тэнри. Она шествует по миру ради Спасения Человечества, выполняя волю Бога-Родителя. Ты ведь прекрасно знаешь, что еще до своей смерти в 1887 году Мики выступала против создания ограниченно-узкой религиозной организации, чего-то вроде секты, она сокрушалась, видя, что ее приспешники избрали путь лояльности и пытаются добиться официального статуса Тэнри в качестве одного из ответвлений синтоизма, она сознательно сократила свой жизненный срок на двадцать пять лет и покинула этот мир ради того, чтобы действовать в нем как живосущая Мики. Она разговаривала со мной уже сорок с лишним раз, причем все, что она говорила, записано на пленку. И я очень хочу, чтобы ты прослушал эти записи с начала до конца. Если ты очень занят и слушать все тебе не по силам, то, может быть, ты согласишься прослушать хотя бы те десять записей, которые относятся к празднованию столетия Тэнри, а потом расскажешь мне о своих впечатлениях? Ведь только тогда ты сам сможешь судить, обманывают меня или нет.
— Как? Значит, ты все еще на распутье? Ну и дурак же ты!
— Вовсе нет. Мы с тобой до сих пор всегда были откровенны друг с другом и всегда друг друга понимали, вот и теперь я хочу, чтобы ты все знал. Но пересказывать очень долго, поэтому я предпочел бы, чтобы ты сам послушал беседы живо-сущей госпожи Родительницы. Мне очень хочется узнать твое мнение.
— Ладно, — сказал он и поднялся, собираясь уходить.
Вместе мы спустились на нижний этаж, и я передал ему десять кассет, записанных с середины января до конца марта, вместе с напечатанным на машинке текстом.
— Да, едва не забыл. Эту книгу с критикой Тэнри можешь унести, она мне не нужна.
С этими словами я поднялся в кабинет, взял со стола книгу и отдал ему.
Расставшись с Дзиро Мори, я вернулся в кабинет, но засесть за работу удалось не сразу. Я не мог сосредоточиться, голова была как в тумане, меня преследовали мысли о заметке, которую утром я прочел в газете. Там рассказывалось о том, как в одной из деревень префектуры Сайтама ученик начальной школы, шестиклассник, покончил с собой, повесившись в амбаре своего дома, и приводились мнения специалистов. В последнее время самоубийства среди школьников средних и младших классов стали распространенным явлением, что вызывало беспокойство в обществе. Многие видели основную причину в участившихся случаях жестокости и насилия в школах, а также в неспособности многих детей учиться, считая и то и другое следствием бедственного положения, в котором оказалось школьное образование, но мне казалось, что причина в другом — просто люди разучились с уважением относиться к жизни. Однако посетившая меня два дня назад госпожа Родительница сказала нечто неожиданное:
— Тебе выпало счастье дожить до девяноста лет, и ты должен этому радоваться. А ведь два раза ты сам хотел уйти из жизни. Однажды — когда учился в начальной школе, а второй раз — когда заболел во время своей заграничной стажировки. Не забывай об этом. Ты дважды заставил Бога-Родителя страдать.
Эти слова, сказанные как бы мимоходом, без всякой связи с предыдущим и последующим, почему-то обеспокоили меня. Действительно, я дважды пытался покончить с собой, но я стыдился этого и никому об этом не рассказывал и, уж тем более, не писал. Вездесущему и всезнающему Богу-Родителю это обстоятельство, разумеется, хорошо известно, вот только почему он решил напомнить мне об этом теперь через живо-сущую Родительницу? Я не мог этого понять и потому заволновался. Может, она имела в виду, что и тогда Бог-Родитель спас меня?…