— Место ей, наверное, в досье, — сказал Налти. — Я и забыл про нее. Ладно, забирай. Досье я уже сдал.

Я сунул фотографию в карман и поднялся:

— Что ж, кажется, все.

— Чем-то пахнет, — угрюмо произнес Налти.

Я взглянул на потек слюны в углу его стола. Заметив направление моего взгляда, он смахнул зубочистку на пол и сунул в рот изжеванную сигару.

— Не этим.

— Есть одна смутная догадка, — сказал я. — Если она окрепнет, я вас не забуду.

— Устал я. Нужно идти в отпуск.

— Человек, работающий так усердно, как вы, вполне его заслуживает.

Он чиркнул спичкой о ноготь большого пальца, улыбнулся тому, что она зажглась с первого раза, и стал раскуривать сигару.

Когда я выходил, Налти грустно произнес:

— Обхохочешься.

В коридоре было тихо, во всем здании было тихо. Патрульные во дворе по-прежнему рассматривали измятое крыло. Я поехал на Голливудский бульвар.

Едва я вошел в кабинет, зазвонил телефон. Я перегнулся через стол, взял трубку и сказал:

— Слушаю.

— Мистер Марло?

— Да, Марло.

— Я звоню из дома миссис Грейл. Миссис Льюин Локридж Грейл. Она ждет вас сюда, когда вам будет удобно.

— Куда именно?

— Бэй-Сити, Астер-драйв, восемьсот шестьдесят два. Можно передать ей, что вы будете через час?

— Вы мистер Грейл?

— Что вы, сэр. Я дворецкий.

— Услышите звонок в дверь, значит это я.

Океан находился рядом, близость его ощущалась в воздухе, хотя воды от дома не было видно. В этом месте на Астер-драйв длинный плавный поворот, по одну сторону стоят обыкновенные уютные домики, по другую, между дорогой и каньоном, — громадные глухие поместья с двенадцатифутовыми стенами, коваными воротами и декоративными изгородями; за ними, если удастся попасть туда, — совершенно особый солнечный свет, приглушенный, доставляемый в звуконепроницаемых контейнерах, предназначенных только для высших классов.

В полуоткрытых воротах стоял человек, на нем были темно-синяя гимнастерка, бриджи и блестящие черные краги. Смуглый симпатичный парень с широкими плечами, блестящими черными волосами, козырек щеголеватой кепки отбрасывал на глаза мягкую тень. В уголке рта торчала сигарета; он склонил голову чуть набок, словно для того, чтобы дым не попадал в ноздри. Одна его рука была в гладкой черной перчатке. На безымянном пальце другой руки сверкал массивный перстень.

Номера дома не было видно, но это должен был быть 862. Я остановил машину, выглянул и спросил парня. Ответил парень не сразу. Ему сперва понадобилось разглядеть меня. И мою машину. Он направился ко мне, небрежно потрагивая голой рукой на ходу набедренный карман. Эта небрежность должна была произвести на меня впечатление.

Остановясь в двух футах от машины, парень снова оглядел меня.

— Ищу дом Грейла, — сказал я.

— Вот он. Там никого нет.

— Меня ждут.

Парень кивнул. Глаза его водянисто блеснули.

— Фамилия?

— Марло.

— Ждите здесь.

Он неторопливо подошел к воротам, отпер железную дверцу, вделанную в одну из массивных стоек. Там был телефон. Что-то отрывисто сказал в трубку, захлопнул дверцу и вернулся ко мне.

— Документы есть?

Я указал на лицензию под ветровым стеклом.

— Это ничего не доказывает, — сказал парень. — Откуда мне знать, что машина ваша?

Я вынул ключ зажигания, распахнул дверцу и вылез. Расстояние между нами было около фута. От парня шел приятный запах. По крайней мере, виски «Хейг энд Хейг».

— Опять лазил в буфет, — сказал я.

Парень улыбнулся и смерил меня взглядом. Я сказал:

— Давай я позвоню дворецкому, он узнает мой голос. Будет этого достаточно, чтобы пройти, или придется въехать на тебе верхом?

— Я же работаю здесь, — примирительно сказал он. — Если бы не… — И, умолкнув на полуслове, снова заулыбался.

— Славный ты малый, — сказал я и похлопал его по плечу. — В Дартмуте сидел или в Даннеморе?

— Господи! — ответил он. — Чего ж сразу не сказали, что вы из полиции?

Мы оба усмехнулись, он махнул рукой, и я вошел в полуоткрытые ворота. Подъездная дорожка делала поворот, высокая темно-зеленая живая изгородь полностью закрывала ее от взглядов с улицы и от дома. За зеленой калиткой я увидел садовника-японца, пропалывавшего большой газон. Он вытаскивал из земли сорняк, усмехаясь при этом, как все садовники-японцы. Потом высокая изгородь сомкнулась опять, и, пройдя футов сто, я уже ничего не мог увидеть. Окончилась она у широкого круга, где стояло полдюжины машин. Там был маленький двухместный автомобиль. Пара очень изящных двухцветных «бьюиков» последней модели, вполне пригодных, чтобы ездить за почтой. Черный лимузин с тусклыми никелированными решетками и блестящими колпаками величиной с велосипедные колеса. Длинный спортивный фаэтон с опущенным верхом. Короткая, очень широкая бетонная дорожка вела к боковому входу дома.

В углублении слева от стоянки находился сад с фонтанами на каждом углу. Вход туда был закрыт коваными воротами с летящим купидоном посередине. Там были бюсты на легких колоннах и каменная скамья с грифонами по бокам. Длинный пруд с каменными лилиями, на одном из листьев сидела большая каменная лягушка. Окаймленная розовыми кустами дорожка вела от пруда к чему-то похожему на алтарь, окруженному с обеих сторон кустами, но не полностью, а так, чтобы солнце падало на орнамент ступеней алтаря. А дальше тянулся дикий сад, не очень большой, с солнечными часами возле угла стены, сложенной под развалины. И цветы. Не меньше миллиона цветов.

Дом был не таким уж большим. Поменьше Букингемского дворца, мрачноватый для Калифорнии, по количеству окон он, видимо, уступал небоскребу фирмы «Крайслер».

Подойдя к боковому входу, я нажал кнопку звонка, и где-то внутри колокольчики зазвонили гулко, мелодично, как церковные колокола.

Человек в полосатом жилете с золочеными пуговицами открыл дверь, поклонился и взял у меня шляпу. Стоящий позади него в полумраке другой, одетый в черный пиджак и отутюженные полосатые брюки, с накрахмаленным воротничком и серым галстуком в полоску, чуть наклонил седую голову и сказал:

— Мистер Марло? Сюда, пожалуйста…

Мы пошли по коридору. Очень тихому. Пол был устлан восточными коврами, на стенах висели картины. Там не жужжало ни единой мухи. Свернули в другой коридор. Сквозь застекленную дверь вдали виднелось мерцание голубой воды, и я почти с изумлением вспомнил, что рядом Тихий океан и дом стоит на кромке одного из каньонов.

Дворецкий подступил к двери, распахнул ее, отступил в сторону, и я вошел. Комната была уютной, с большими мягкими диванами и удобными креслами, обитыми светло-желтой кожей, они стояли возле камина, перед ним на блестящем, но не скользком полу лежал коврик, тонкий, словно шелк, и старый, как тетушка Эзопа. В углу красовался букет цветов, еще один стоял на маленьком столике, стены были оклеены тускло раскрашенным пергаментом. Комфорт, простор, уют, немного модерна и немного старины. Трое людей, внезапно замолчав, смотрели, как я приближаюсь к ним.