Мы выпили немного винца (слава богу, хоть в этот раз мама не приняла на грудь лишнего), но мне не хотелось, чтобы Женя садился за руль. И мы с ним приняли решение отправить родителей на такси. Женя вызвал машину, узнал, сколько это стоит; мы спустились вниз их проводить и дали им четыреста рублей — столько, сколько нам сказал диспетчер по телефону.

О том, что произошло дальше, мы узнали лишь пару недель спустя от Алисы. Оказывается, машина попала в пробку и долго стояла. А таксист решил слупить с пассажиров лишнее.

— Я тут столько времени теряю, вашу мать! — начал он атаку. — Так что вы мне будете должны больше!

Мои родители лихие и «крутые» только со своими. С шофёрами, обслугой и прочими сильно посторонними людьми они отчего-то робкие и о-о-очень тихие. Кто угодно в этой ситуации послал бы куда подальше нахала, но только не они. В результате они заплатили ему на сотню больше.

А потом мать рассказывала всем (в первую очередь — моей дочери):

— Этот жмот не додал нам на такси сто рублей, можете себе представить, что за человек? Из-за сотни удавится! Ведь прекрасно знал, не мог не знать, сколько это стоит на самом деле! Я его теперь буду звать Швондер, — и она зло смеялась, умножая известный булгаковский антисемитизм на свой собственный, до сей поры дремавший в латентном состоянии.

С тех пор за глаза она его только Швондером и называла. Алиса не раз просила её не делать этого, но всё было бесполезно. Мать распространила это прозвище Жени среди всех знакомых и родственников. Мой бывший муж очень обрадовался такой «находке», подхватил и радостно понёс, потявкивая от удовольствия. Уже очень скоро все они иначе, как «семейка Швондеров» нас и не называли. Обо всём этом мне, как всегда, поведала дочка, которая металась между самыми близкими людьми и уже начала терять представление о реальности, истинном положении вещей. Она запуталась, ведь ей было всего 15 лет.

...Я уже об этом упоминала, но повторюсь: очень быстро в маминой «нетленке» стали появляться отвратительные персонажи еврейской национальности с Жениной по-всякому изуродованной фамилией. Так и сяк мать старалась пристыдить, опозорить, выразить своё отношение к моему любимому человеку, к моему Жене. Почти одновременно у неё «родились» новые для неё персонажи — мерзкие, алчные, злобные дочери, а чуть позже — тошнотворные внучки. Вот так, с помощью своей профессии, писательница сводила счёты с ненавидимой роднёй. Некоторые литературные критики были, как всегда, благосклонны и отмечали эти произведения как талантливые и даже «бесспорно выдающиеся». Хотя с этими критиками можно было бы сильно поспорить, однако не мне, невольному персонажу. Меня обвинили бы в необъективности, предвзятости. Хотя в литературе я кое-что понимаю, а также отдаю себе отчет, что критика ныне оспаривает положение второй древнейшей профессии у журналистики и выполняет любые заказы издательств.

Возможно, именно с этой некрасивой истории с такси и началась Большая Ложь. Большая Ложь о Жене, обо мне, о наших с Женей отношениях...

«...Женя — это жуткий тип (Швондер, естественно), неправедно (а как же ещё?) заработавший свои деньги, на которые купил жену-дуру. Дочь он, естественно, отправил в Лондон (конечно, за какие-нибудь взятки шахер-махерам!), а свою старую мать (вдовствующую королеву клана Швондеров) гноит в квартире на Смоленской.»

Здесь опять nota bene: я, как последняя идиотка, доверяя «любящей» маме, рассказывала ей о Жене всё-всё, ничего не скрывая, желая, чтобы она узнала про моего любимого человека столько же, сколько знаю я, чтобы понимала его и ценила так же, как я, поведала ей и о его драматических и сложных отношениях с матерью. При этом, конечно же, сообщила, что было тому причиной и о том, как он заботится об исполнении всех её потребностей, капризов и интересов. Надеялась, мама поймёт... Но она воспользовалась информацией, как это принято у аморальных людей, чтобы извратить её. Поэтому в её версии всё выглядело так:

«Этот сын ненавидит (sic!) свою мать без видимых причин (!!) и даже не скрывает этого (!!!). Наверное, ждёт не дождётся её смерти (зачем?). Может порядочный человек быть таким? Конечно, нет! Впрочем, чего ждать от Швондера?»

Один раз у неё даже повернулся язык сказать все эти слова мне. Вот и получилось, что я «заложила» своего любимого... И кому «заложила» — сплетнице, лгунье, лицемерке. Женя ни разу не упрекнул меня за это. Он утверждал, что я не сделала ничего дурного. Он всё понимал и видел, а я страдала из-за происходящего...

Тем временем Большая Ложь продолжалась. «Словно мухи, тут и там ходят слухи по домам, а беззубые старухи их разносят по умам».

... Оказывается, я, «давно гулящая баба (нет, чтоб просто „здоровые леваки“), на деньги своего благородного и доброго мужа (он „пахал“ на всю семью с утра до ночи), с помощью Интернета бесстыдно искала богатого мужика для удовлетворения своих сексуальных и материальных потребностей. Родители её такой не воспитывали (очевидно, сказалось негативное влияние „зелёных человечков“ через заряженную воду и тёмную энергетику). Нашла Швондера (естественно, если уж еврея, то самого ужасного). Бесчестно бросила хорошего человека и ушла к этому гаду, который на свои грязные деньги (а других у него не водится) купил им евроквартиру для мерзких утех (поматросит и бросит)».

И ещё один забавный нюанс: мать почему-то решила, что знакомство в Интернете — совершенно неприлично для порядочных и культурных людей. Мне было очень трудно объяснять вроде бы образованному человеку в ответ на её возмущённое «Как это можно таким образом знакомиться, стыдоба же!» какие-то очевидные вещи:

— Ма, Интернет это ко всему прочему средство общения, ну, что-то вроде почты, понимаешь? Видишь ли мама, у Жени просто физически не было возможности где-то искать новые знакомства — он очень занят... Дело в том, мама, что работает он по-капиталистически... И не надо путать, мамуля, знакомства в Интернете с порнографией, ОК?

Я довольно упорно пыталась спокойно и без эмоций проводить ликбез с известной писательницей, живущей в Москве в XXI веке. Оказалось — артель напрасный труд. Она и по сей день не изменила своего мнения. В её произведениях современные люди знакомятся исключительно случайно: в квартире — кто-то ошибся адресом, в больнице — оба навещают родственников, на кладбище — он и она похоронили супругов и пришли за новыми и т.д., а в Интернете шарятся исключительно гнусные девки в поисках богатых мужиков. Так, что ли, мама?

...Итак, Большая Ложь. Вот как раз для неё сгодилось всё то, чем я утешала первого мужа, когда уходила... Я уже рассказывала, что пытаясь облегчить муки страдающего мужчины и даже помочь ему меня разлюбить, я поливала себя грязью, оговаривала, таким образом, предавая свою душу и свою любовь. Жалость наказуема. Вот и наступила расплата! Когда теперь уже моя мать утешала Шуричка, прижимая к своей груди его лысеющую голову и рассказывая ему, какой он замечательный (с чего бы это вдруг, разве не он должен был убить её из-за долга?), она с интересом выслушивала от него эти бредни обо мне моего же сочинения. Потом этот идиотизм она возвращала любимому бывшему зятю (с некоторых пор она стала утверждать, что он ей как сын) в олитературенном виде. Он всё хорошо усваивал, запоминал и нёс в народ. Ну, ладно, ему простительно: брошенный, обиженный, слабый умом мужчинка... Но мать! Которая знала меня с младенчества, с которой я всю жизнь была откровенна, как на исповеди, с которой старалась делиться всем-всем, даже потаённым... разве она могла не знать, что все эти страшилки — неправда? Не разглядеть явной фантазии и гиперболы в моих самооговорах писательница Щербакова не могла. Значит, всё понимала, но решила действовать методом большой лжи, как учил доктор Геббельс.