– Такое напоминание совершенно излишне, – спокойно ответила Кэролайн. – Вы сами часто сетуете на это, и я едва ли могла бы вообразить, что вы не осознаете… или даже забыли о подобном неудобстве.

– Такое не забывается, – проворчала миссис Эллисон. – А если и забудешь, то об этом напомнят множеством тонких намеков. Ты сама узнаешь это в свое время, когда состаришься в одиночестве и в живых уже не останется твоих ровесников.

– Поскольку, как вы не устаете напоминать мне, я вышла замуж за излишне молодого мужчину, почти годящегося мне в сыновья, то вряд ли я вообще переживу его, не говоря уже о долгом одиночестве, – парировала миссис Филдинг.

Мария пристально посмотрела на нее, прищурив глаза и скорбно сжав тонкие губы. Бывшая невестка переиграла ее на ее собственном поле, чем совершенно обескуражила. И она растерялась, не зная, чем еще уязвить свою вредную родственницу.

Кэролайн вздохнула:

– Если вы по-прежнему плохо себя чувствуете и не в силах встать с постели, то мне придется послать за доктором. Мы можем сказать ему все, что вы пожелаете, а вот поверит ли он – это уже другой вопрос. Вылеживая тут целыми днями, вы только вредите себе. Пассивное состояние еще никому не приносило пользы.

– Я прекрасно могу встать! Просто не хочу! – Миссис Эллисон сердито взглянула на дерзкую спорщицу.

– И чего вы добиваетесь? – спросила Кэролайн. – Чем дольше вы будете откладывать возвращение к обычной жизни, тем труднее оно пройдет. Или вам хочется вызвать разные домыслы?

Старая леди удивленно вскинула брови.

– О каких домыслах ты толкуешь? Кого волнует, чем я тут занимаюсь?

Кэролайн промолчала. По этому поводу ей в голову пришло множество самых разных мыслей, ведь пожилая дама едва не разрушила столь драгоценное для нее счастье. Она все еще испытывала досаду, вспоминая о своих собственных мучениях и страхе, омрачивших ее душу.

– Прошу тебя, уходи. Я совершенно измучена и предпочитаю побыть одна. – На лице Марии застыла маска отчаянной замкнутости, отгораживающая ее от миссис Филдинг и от всех остальных. – Тебе меня не понять. Не понять ни в малейшей степени. По крайней мере, позволь мне страдать без посторонних взглядов. Я не желаю тебя видеть. Будь любезна, уйди.

Хозяйка дома нерешительно помедлила. Она чувствовала терзания старой женщины так, словно те жили с нею в этой комнате, но не представляла, как можно облегчить их. Ей хотелось бы оказать бывшей свекрови поддержку, дать ей хоть какое-то утешение, помочь началу исцеления, но она не знала даже, как к ней подступиться. Впервые она осознала, как глубока нанесенная этой женщине рана. Шрамы ее изуродовали всю жизнь Марии Эллисон не только из-за унижения, но и из-за того, как она жила с ними долгие годы. Боль порождало не только то, что сделал с нею Эдмунд, но и то, что она сама сделала с собой. Мария так давно ненавидела себя, что не знала, как остановиться.

– Освободи же наконец от своего присутствия мою спальню! – процедила старая дама сквозь стиснутые зубы.

Кэролайн взглянула на ссутулившуюся на подушках свекровь, на ее узловатые руки, вцепившиеся в края одеяла, ослепленное страданиями лицо и сбегавшие по щекам слезы. Осознавая собственную беспомощность, миссис Филдинг не могла даже утешить старушку, поскольку стена между ними возводилась долгие годы, укрепляясь множеством каждодневных обид и трений, да и все равно самые мучительные, глубинные шрамы оставались пока недостижимыми.

Она повернулась и вышла, закрыв за собой дверь. И, с изумлением проглотив комок в горле, внезапно почувствовала, что сама едва не плачет.

* * *

К Маршанам миссис Филдинг отправилась, еле дождавшись уместного времени для визитов, вероятно, даже немного раньше. Хоуп удивилась, увидев ее, но выглядела при этом обрадованной. Они устроились в респектабельной уютной гостиной и уже мило болтали несколько минут, когда миссис Маршан сообразила, что Кэролайн наверняка приехала не только ради того, чтобы заполнить дневные часы легкой досужей беседой. Она умолкла на середине фразы о скромной вечеринке, где гости на все лады обсуждали одно оригинальное суаре.

Филдинг поймала себя на том, что не слушала собеседницу. Теперь же ей предстояло облечь в слова свои страхи, а это оказалось труднее, чем представлялось. Она взглянула на удивленно расширившиеся голубые глаза Хоуп, ее прямой, почти вызывающий взгляд и миловидные черты лица. Эта дама выглядела такой уверенной в своем мире, в его традициях и правилах, и добросовестно старалась привить их своему сыну. Кэролайн не сомневалась: мать даже не представляла, что мальчик рискнет переступить через эти ценности. Почти так же страстно, как и мужа, Хоуп волновали вопросы цензуры, чтобы ничто, ни единое дурное слово не могло испортить невинные души. Она предпочла бы прикрыть фиговыми листами все великие античные статуи и залилась бы краской смущения, доведись ей увидеть Венеру Милосскую в присутствии мужчин. Ей виделось в этой статуе не обнаженное совершенство, а непристойное обнажение женской груди.

– Милая, вы хорошо себя чувствуете? – озабоченно сведя бровки, спросила миссис Маршан, немного подавшись вперед. – Вид у вас немного бледноватый.

Разумеется, ее слова подразумевали следующее: «Вы не слушали меня – так что же могло встревожить вас так сильно, что вы забыли об элементарных приличиях?»

Лучшего начала и придумать было трудно. Стоило им воспользоваться.

– По правде говоря, в последнее время меня тревожило много проблем, – неловко начала гостья. – Простите, ради бога, что мое внимание рассеялось. Я не хотела показаться такой… невежливой.

– Ах, какие пустяки! – тут же благодушно заявила Хоуп. – Возможно, я помогу, уже просто выслушав вас. Порой стоит поделиться своими тревогами, и на душе становится немного легче.

Кэролайн, взглянув на ее серьезное лицо, увидела в нем лишь искреннюю доброжелательность. Дело оказалось сложнее, чем она ожидала. Миссис Маршан казалась такой уязвимой… Вдруг оробев, Филдинг подумала, не лучше ли ей сейчас придумать какую-нибудь легкую проблему, совсем ускользнув от опасной темы. Ведь она могла жестоко ошибаться! Может, замечание Льюиса об Офелии и тот презрительный взгляд, что она подметила в его глазах, имел отношение лишь к ее собственному богатому воображению, разгоряченному вдобавок историей миссис Эллисон и новыми сведениями Питта.

Но вдруг она все-таки не ошиблась? Что, если у Льюиса есть фотографии Кэткарта – много фотографий, образы которых могли исказить юношеские мечты и причинить в будущем невыразимую боль ему самому и какой-то юной девушке, такой же несведущей, какой полвека тому назад была и Мария Эллисон?

– Мой зять, как вам известно, служит в полиции… – начала миссис Филдинг и, предпочтя не заметить легкий оттенок неодобрения на лице собеседницы, быстро продолжила: – И в данное время он расследует одно дело, связанное с фотографическим клубом…

Какой смехотворный эвфемизм!

Переведя дух, Кэролайн решительно заговорила снова: