Сауле покачала ногой, и туфелька, державшаяся лишь на носке, шлепнулась на пол.

- Упс... мою матушку не видела?

- Нет.

- Странно... наверное, опять в теплицах своих пропадает. Как думаешь, кого отравит первой? Тебя или меня? Ты ей надоела, да и я тоже... и Лайма. Хитрая сучка.

- Почему?

Сауле приложилась к бутылке, сделала глоток и не поморщилась.

- Потому что... Марику кажется, что его женушка вся такая... несчастненькая... сохнет по нему... до сих пор... а что любовники, так это от женской тоски. Он у нас очень самолюбивый. Ты заметила?

- Заметила.

- Садись куда, - Сауле махнула рукой с огурцом и поморщилась, когда влажная капля шлепнулась ей на нос. - Поболтаем, а то тоска смертная... тебе мой женишок как, глянулся?

- А тебе?

- Зануда. Благородная зануда. Вот как так получилось, что благородство осталось лишь среди таких, как он? Мы ведь эйты... опора и надежда... - Сауле явно кого-то передразнивала. - Его мой братец схарчит и не подавится. И тебя... что он тебе пообещал, что ты из своей норы высунулась?

- Развод.

- Думаешь, даст?

Я промолчала. Чем дальше, тем больше у меня возникало сомнений. Нет, документы имелись, они остались на Ольсе, а там чужаков не бывает, а уж тайник с камнями и вовсе скрыт от посторонних глаз.

- Прикидываешь, где он тебя наколол? Не пытайся, не угадаешь... скотина он. Редкостная. И ублюдок. Мне вот тоже обещал... не важно.

Она села и икнула.

Прикрыла рот рукой, но вновь икнула.

- Кажется... я слегка... перебрала... ты не слушай Марика... он хорошо поет, красиво... он знает всех нас... отлично знает... изучил, тварь этакая... каждому скажет, что хочет услышать... подцепит... будет трясти обещанием, что морковкой перед носом. А ты станешь прыгать, из шкуры вон лезть... сама не заметишь, как запутаешься. Хочешь, расскажу секрет? - Сауле поманила меня, и я наклонилась. - Ему нельзя верить! Совсем нельзя!

- Опять нажралась, - голос Мара заставила нас с Сауле отпрянуть друг от друга. Она зажала рот рукой, а в глазах появился... страх?

Она боялась?

Впрочем, он ушел, зато Сауле подняла бутылку.

- Твое здоровье, дорогой братец... чтоб тебя... Джар прибрал и поскорее.

Она сделала глоток.

- А то ведь скучно ему там... без тебя-то...

- Не обращай на нее внимания, - Мар подал руку, и у меня как-то мысли не возникло ее не принять. - У Сауле и трезвой фантазия чересчур буйная, а уж когда выпьет...

- О да... конечно... - Сауле плюхнулась на диван и, подняв бутылку, пристроила ее на груди. Благо, коньяка оставалось на донышке. - Фантазия... это все мои фантазии... кровь на руках... из носу... да... она так идет, как правило, из носу и на руки... где ты был, братец? Скажи, где ты был в тот день, когда шел дождь?

- О чем она?

- Обычный пьяный бред...

- В тот день шел дождь... он пришел... мокрый... помнишь? Весь до ниточки... и на манжетах кровь... я знаю... а еще знаю, что после той ночи Корн поклялся тебя убить... ему запретили. Зря, конечно, но ты был нужен королю. А доказательств не хватало, вот и нашли себе козла отпущения. Но я... ты же не знал, что я тебя видела, иначе не пожалел бы... ты решил, что опять переиграл всех. Только этого мало-мало... потому ты Кири вытащил... благодарность - веская причина не задавать вопросов. И служить... Марик любит, когда ему служат. Верой и правдой. Правдой и верой. Но от самого не дождешься ни того, ни другого...

Мар почти силой потащил меня прочь. Пальцы его стиснули руку и так, что не дернешься. А выражение лица... о да, он был в бешенстве, мой пока еще действующий муж, который все-таки станет бывшим, чего бы это мне ни стоило.

- Не обращай внимания, - процедил он сквозь зубы. - Обыкновенный пьяный бред.

- Эй, - донеслось из холла. - Скажи, когда ты рыжего на тот свет отправишь, я стану, наконец, свободна?

- Сука.

Меня практически вытолкнули в узкую дверь, и та громко захлопнулась за спиной. А Мар остановился, вытер лицо и сказал:

- Извини. Иногда Сауле переходит все границы... я долго терпел ее выходки, надеялся, что она образумится, но... всему приходит конец. В этом доме пора что-то менять.

- Ты дашь мне развод? - поинтересовалась я.

- Конечно.

Слишком... бодро. Чересчур уверенно. И вот эта его привычка заглянуть в глаза, убедиться, что собеседник слышит и верит... главное, что верит.

- Мы же договорились.

- Конечно, - я улыбнулась. - Договорились. С чего бы мне опасаться, что ты нарушишь данное слово?

Тем более, документы были.

Лежали.

В тайнике. И значит...

- Не с чего, - Мар потер глаза. - Проклятье... устаю, как собака... я хотел с тобой поговорить. Но, наверное, не здесь... ты была на галерее? Ее мой дед построил. Мои почти туда не заглядывают. Бабушка высоты боится, хотя в жизни в этом не признается. Сауле плевать. Остальные как-то слишком собой заняты.

Галерея, так галерея.

Здесь и вправду было красиво.

Узкая каменная лента вытянулась вдоль стены. И той стены, что выходила на море. Пожалуй, я понимаю, почему галерею построили именно здесь. Море было...

Диким.

Сизым.

Злым.

Оно гнало волну за волной, и некоторые поднимались мокрыми звериными лапами, словно желали добраться до этой глупой человеческой придумки.

Черное небо.

Клубки туч, сквозь дыры в которых виднелось белесое солнце. И грохот. И гром. Дом дрожит, и галерея, крепившаяся к нему на тонких каменных лапах, тоже вздрагивает. Едва заметно.

- Окна поставил уже я, а то находиться здесь было невозможно.

Стекла покрылись мелкой рябью.

- Ветер такой, что сдувало напрочь. Деду нравилось. Он говорил, что только здесь, наедине со стихией, мог позволить остаться собой.

Мар осторожно стиснул пальцы.

- Мне показалось, ты оценишь.

Я оценила.

И море.

И небо. И грозу, что надвигалась черным фронтом. Белые нити молний, выглядывавшие из разодранного неба. Да, определенно, это место стоило того, чтобы быть.

- Я прихожу сюда, когда совсем тошно на душе становится. Пожалуй, ты способна меня понять. Ты всегда была единственной, кто способен меня понять, - он смотрел на море, но я все равно ощущала его внимание. Неправильное.

Настойчивое.

Проклятье.

- Чего ты хочешь?