- Я ее друг и это главное, что тебе стоит знать, - в мягких интонациях его голоса послышались предупреждающие нотки. - Но если желаешь, могу представиться – Закари.

- Судя по твоему невозмутимому виду, похищать людей для тебя привычное занятие. Кто ещё из горожан пострадал от рук вашей шайки? – слова сами рвались с языка. Хотелось сказать что-нибудь такое, чтобы им стало так же паршиво, как ему, но почему-то ничего путного не придумывалось.

- Ты слышала, Эмма, шайка! Этот парень думает, что у нас тут какой-то разбойничья ватага. Вселяем ужас в беззащитных жителей, - рассмеялся Закари. – Видно, крепкую штуку ему подсунули.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Александр оскорбленно отвернулся и замолчал. Если они желают продолжать этот нелепый спектакль с мнимым приворотом, то пожалуйста, но только без его участия.

Ужинали в тишине. Эмме и Закари было, видимо, вполне уютно и без слов, а Александр не мог определиться со своей линией поведения: то ли высказать этой парочке всё, что он о них думает, то ли строить из себя покорного пленника и надеяться, что они потеряют бдительность. Наконец, так и не определившись, он решил, что разумнее всего будет лечь спать, тем более что голова раскалывалась и мысли путались. Он пытался думать о побеге, а в голове почему-то была одна Арнелла. То есть не почему-то, ясно почему, он же невероятно и безумно влюблен в неё, вот только.. Любая мысль так или иначе приводила его к Ней. Нет уж, о спасении лучше подумать позже, сейчас он просто позволит себе плыть по течению, вызывая в памяти блеск ее дивных глаз, звук ее смеха, тонкие руки и изящные щиколотки, мелькающие среди вороха юбок.

Вот так, лёжа на тонкой подстилке между Эммой и Закари (чтобы не сбежал), он размышлял о Ней и потихоньку проваливался в сон.

Тонкая талия Арнеллы словно создана была для его рук. Её изящное тело – его алтарь. Он готов молиться на её насмешливые изумрудно-зеленые глаза и упругие рыжие локоны, на белую лебединую шею и совершенную грудь, на хрупкие лодыжки и соблазнительные бёдра. Такие женщины рождены, чтобы их воспевали в поэмах и чтобы им поклонялись в постели. Женщина, чья красота способна отправить в плавание тысячу кораблей. Совершенство снаружи и внутри.

Он падает сквозь мешанину образов и видений. Мелькают ярким заревом рыжие пряди и пухлые губы, растянутые в призывной улыбке, звенит колокольчиком смех и шуршат шелка, спадающие с белоснежного тела.

И вот, Арнелла лежит в кровати, совсем близко, на расстоянии вытянутой руки. Сквозь мутную дымку желания он видит ее призывную улыбку. Она издаёт хрипловатый смешок, от которого вся кровь в его теле устремляется в одну точку и на мозг ничего не остаётся. Должно быть поэтому он стоит, не в силах собрать разбегающиеся врассыпную мысли, и молча смотрит на неё. Наконец, сдавшись жгучей страсти, он протянул руку к своему прекрасному видению. Как можно чувствовать по отношению к одной женщине такое трепетное благоговение и одновременно такую земную обжигающую страсть? Ему хотелось пасть перед ней на колени и вместе с тем впиться поцелуем в манящие губы, покрыть своими метками ее нетронутое тело. Александр желал сделать ее своей, жаждал, чтобы весь мир знал, что эта женщина принадлежит ему и только ему.

Его пальцы скользят по гладкой коже ее шеи вниз, к хрупким ключицам и упругой груди. Он прижимается к своему прекрасному видению всем телом, стремясь слиться воедино. Часть его уже предвкушает тот сладкий момент, когда он погрузится в её нетерпеливо ожидающее тело, другая же часть наслаждается медленной прелюдией. С такой женщиной нельзя торопиться. Он будет доводить её до сумасшествия медленными осторожными ласками. Будет покрывать поцелуями каждый сантиметр ее тела до тех пор, пока она не начнёт не просто умолять, требовать, чтобы он ее взял. Александру просто необходимо, чтобы она желала этого так же сильно, как он. Лёгкими, словно пёрышко, движениями левой руки он ласкает её грудь, в то время как правая скользит вниз. Жарким поцелуем он впивается в ее манящую шею и..

- Чёрт! – Александр чувствует, как его резко отшвыривают в сторону. Он несколько раз тупо моргает, соображая, что же произошло. Никакой Арнеллы здесь нет. Он по-прежнему в плену у Эммы и Закари. Арнелла ему приснилась и он, недопроснувшись, полез к Эмме. 

В тусклом свете догорающего костра Александр видит лица Закари и Эммы. Видит, как они обмениваются понимающими взглядами, мол что с этого Крамера взять, парень явно не в себе.

- Я.. Прошу прощения. Я не контролировал себя. Перепутал.. Смешал сон с реальностью и.. Мое поведение было неприемлемо, - сбивчиво извиняется он. Как ни крути, какими бы подлыми похитителями они были, воспитание всё же не позволяет ему приставать в женщинам, даже к таким. Однако, он все ещё чувствует запах ее кожи, тепло её тела.. Нет, конечно, все мысли и стремления его направлены на Арнеллу!

- Значит так, герой-любовник, я лягу посередине, а ты рядом со мной. Надеюсь, меня ты ни с кем не перепутаешь, впрочем если так, то тебе же хуже.

Александр лишь молча кивнул, переползая ближе к краю.

- И учти, я сплю чутко, поэтому если вздумаешь дать деру, поймаю раньше, чем успеешь шевельнуться, - предупредил Закари, укладываясь поудобнее.

Эмма, так и не сказавшая ни слова, молча ложится на своё место. По крайней мере, испуганной она не выглядит. Скорее задумчивой. Александр успокаивает себя этой мыслью и тоже засыпает.

Остаток ночи проходит спокойно. 

На следующий день Закари глаз не спускает с Александра, пристально следит за каждым его движением. Побег приходится отложить. Тем более, что у Александра адски болит голова. Мысли путаются, воспоминания наслаиваются друг на друга и оставшуюся часть пути он просто лежит на дне повозки, пытаясь не думать ни о чем, хотя все равно думает об Арнелле. Но Арнелла это другое, о ней он, кажется, физически не способен не думать. О её коралловых устах (хотя казалось бы, какое отношение к губам имеет колония каких-то полипов?), о её пышной, как прически со старых портретов, груди (почему как причёски, откуда ты взял такое сравнение, Александр?), о рыжих, как матушкина лисья шуба, локонах.

Эмма старается к нему не лезть. Не потому что боится и не потому что считает, что стала думать о нем хуже за эти дни. Просто понимает, что никакой разговор не поможет сейчас. Чем можно утешить человека, который одурманен любовным зельем и не способен воспринимать мир таким, какой он есть? Поэтому она исправно интересуется его самочувствием, предлагает время от времени еду и воду, но с разговорами не лезет.