попаду за это в ад, но в ад я также попаду и выйдя за вас замуж, потому что покончу с собой в любой представившийся мне миг. Так и знайте!

Барон понял – так оно и будет. Ничего не сможет он сделать с этой непокорной гордой графиней де Ла Мэр. Кристабель была очень напугана, но теперь, глядя на лицо де Мо, ее охватил ужас. Оно будто окаменело, а глаза стали бешеными и налились кровью. Кристабель попятилась вдоль стены к двери. И тут де Мо сорвался с места. Он, как зверь, прыгнул на девушку и ударил ее по лицу. Она упала на ковер и закричала.

– Кричи, тварь! – голосом, словно из потустороннего мира, проговорил барон. – Кричи! Тебя никто не услышит! А я лишь больше распаляюсь!

– Я вас ненавижу, де Мо! Будьте вы прокляты! – кричала Кристабель, растирая по щекам слезы и кровь.

Де Мо снова ударил ее, а потом поднял с пола за волосы.

– Да, я проклят тобой, Кристабель! Проклят любовью! Проклят всем вашим чертовым родом! Ты ненавидишь меня?! Ненавидь! Я даже хочу этого, сейчас ты будешь моей! Я изнасилую тебя так, что у тебя отовсюду кровь пройдет! – Он сжал ее лицо в своей руке. – Но сначала, хочу, чтобы ты знала – я никогда не был другом твоему брату Оливье! Мы взаимно ненавидели друг друга. И это я убил его! Проткнул копьем в битве при Бувине! Слышишь, Кристабель?! Ненавидь меня еще больше! У тебя больше нет дома! Дядюшка твой, епископ, отравил твою мать, а мне посоветовал прийти к тебе и повиниться в прежних грехах. Ты купилась и попросилась со мной в Крестовый поход, а тем временем жирный увалень Буле завладел твоим замком! Вот вся правда жизни! Ты думала, что я беру тебя с собой, помогаю и ничего не потребую взамен?! Запомни, мужчина никогда ничего не делает для женщины просто так, за спасибо!

Кристабель изловчилась и, собрав всю свою силу, ударила барона коленом в пах. Он отпустил ее и закряхтел. Но это было всего пару мгновений. Он настиг Кристабель в дверях, схватил и бросил на пол. Барон разорвал на ней платье и сорочку. Вид обнаженного тела привел его в неистовство. Он ударил графиню ногой в живот, и, пока она корчилась от боли, отстегнул меч и скинул штаны.

Кристабель закричала что есть сил:

– Господи, спаси!

Барон навалился сверху и стал лизать языком ее щеки, прижимая к полу руки графини. Она дергалась всем телом, мешая насильнику и стремясь сбросить его с себя. Ей удалось укусить его за ухо. Барон взвыл, обливаясь кровью, и с размаху опустил кулак на голову Кристабель. Графиня потеряла сознание.

Де Мо поднялся, зажимая ухо, и натянул одной рукой штаны. Не найдя ничего, что можно было бы приложить к ране, он оторвал от платья Кристабель кусок и стал останавливать им кровь. Возбуждение прошло. Он хотел, чтобы Кристабель извивалась под ним, кричала, от этого он получил бы удовольствие, а теперь она лежит неподвижная и еле дышит.

– Что-то я перестарался, – проворчал барон. – Надо привести ее в чувство, тогда и продолжим.

Он хотел облить ее водой, чтобы она очнулась, но в комнате воды не оказалось. Де Мо прицепил на пояс меч, опасаясь, как бы Кристабель чего с собой не сделала, если вдруг придет в себя. Закрыв за собой дверь, барон пошел во внутренний дворик набрать воды. Он слышал, как слуги и воины графини кричали, пытались прийти ей на помощь, но его люди зорко следили за ними, наставив мечи. Не успел де Мо выйти во внутренний двор, как во входную дверь постучали. Все еще прижимая к уху лоскут платья, он пошел открывать сам, предположив, что это вернулись пятеро воинов, с которыми он и Кристабель расстались во время погони сарацин. Среди них было трое вооруженных слуг графини, а значит, надо срочно усыпить их бдительность и обезоружить.

Глава двадцать восьмая. Крепость Святого Георгия

Солнце стало клониться к горизонту, но жара все еще стояла страшная. Дозорные рыцари на стене напряженно вглядывались в даль – не появится ли пехота. Но ее не было. Арабы разбили лагерь напротив ворот крепости. Они готовили еду, о чем-то смеялись и вообще всем своим видом говорили, что здесь они хозяева положения.

Штернберг поднялся на самый верх башни. С открытой площадки он смотрел в сторону Дамиетты – туда, где сейчас его Кристабель. Прислонившись к зубцу стены, он погрузился в воспоминания прошедшей ночи. И в эти минуты казалось, что нет никакой опасности, что любимая его рядом, стоит только протянуть руку и коснуться ее.

– Чему улыбаешься, друг мой? – спросил поднявшийся на башню Кассель. – Тебя забавляют те сарацины внизу?

– Да нет, просто я вспомнил прекрасные мгновения…

– Проведенные ночью с мадам де Ла Мэр?

– Ничего-то от тебя не скроешь, Кассель! – усмехнулся граф. – Да, мы с Кристабель любим друг друга и, как только все это закончится, обвенчаемся в Дамиетте.

– Как все у вас быстро произошло! Ведь ты знаешь ее всего несколько дней, кажется?

– Не считая сегодняшнего – тря дня.

– Но, на мой взгляд, сейчас не время для таких воспоминаний, Штернберг. Я не узнаю тебя, дружище! Оглянись вокруг – мы по уши в дерьме, а ты про любовь заладил! В общем-то, мы здесь именно из-за твоей любви.

– Ты обвиняешь меня, Кассель? – Лицо графа стало серьезным и печальным.

– Если честно, то да, Штернберг. Однако в моей жизни не осталось никого, кроме друзей, и я с радостью отдам за них жизнь! За тебя и твою Кристабель. Чтоб вы оба были счастливы! Счастливы за меня, Лихтендорфа, твоего брата! Жаль только, что другие могут погибнуть, так и не узнав, во имя кого и во имя чего.

– Нет, Кассель, мы не погибнем! Пробьемся! Я уверен – помощь близка. А если все же нам суждено сложить здесь свои головы, то мы погибнем во имя Христа, защищая свою веру! Неужели ты забыл это?

– Забыл? Нет. Просто все в этой крепости перепуталось – твои сердечные дела и идея похода.

– Эта крепость – испытание для каждого из нас! Для тебя, меня, для всех рыцарей, что остались здесь! Эта крепость – наше испытание сердца, наш рубеж, наш Крестовый поход! Не тот общий поход, где тысячи тысяч жизней сталкиваются в волнах истории! Нет! Это наш Крестовый поход. Здесь, находясь в меньшинстве, в ловушке, мы должны доказать всем, друг другу и прежде всего самому себе, что каждый из нас достоин