Граф посмотрел на Кристабель. – Пусть она и барон де Мо скачут в Дамиетту на свежих лошадях, что остались от разбойников, а мы привлечем внимание сарацин, закроемся в крепости и подождем, когда подойдет наша пехота. Тогда сможем пробиться.

– Это безумие! – сказал Кассель. – Мы не выдержим и часа осады!

– Выдержим! Я вчера осмотрел крепость. Кристабель, вы все слышали, скачите! Не забудьте сказать копейщикам, чтобы шли к нам на выручку, барон знает, где они остановились.

– Я не уйду без вас, Генрих! – Кристабель умоляюще смотрела на Штернберга.

– Сейчас не время спорить! Скачите! Сарацины уже близко! Вы должны жить!

Кристабель подошла к графу вплотную и произнесла срывающимся голосом:

– Ты моя жизнь!

– Я люблю тебя! – прошептал Штернберг.

Они смотрели друг на друга всего несколько секунд, отдавая взглядом всю нежность и любовь, все невысказанные слова.

После этого она села на лошадь, которую уступил ей граф, а де Мо, его рыцари и слуги Кристабель – на остальных свежих коней. Ариберт тоже хотел с ними, но на него не досталось свежей лошади, а де Мо шепнул ему:

– Останешься с ними и убьешь Штернберга, понял?

– Слушаюсь!

Французы помчались так быстро, как только могли. Половина сарацин устремилась за ними, а остальные приблизились к крепости. Рыцари закрыли ворота. Кассель, Эйснер и Янош остались охранять их. Два рыцаря Штернберга, имевшие при себе луки, взобрались на стену и стали стрелять в сарацин. Граф с остальными побежал к разрушенной части стены. Рыцари, кто по трое, кто по четверо, стали поднимать большие каменные глыбы и относить их к воротам.

Сарацины не спешили атаковать. Они рассыпались вокруг крепости и, видимо, чего-то ждали. Они были хорошо вооружены и носили кольчуги. Вскоре вернулись те сарацины, что помчались за отрядом де Мо и Кристабель. Вернулись без пленных. Штернберг, смотревший на них со стены, вознес горячую молитву Богу, чтоб его возлюбленная оказалась жива и благополучно добралась в Дамиетту.

Общими усилиями удалось укрепить ворота изнутри грудой плотно наваленных камней, доходившей до половины створок. Рыцари обливались потом, скидывали с себя все, оставаясь в одних рубашках и штанах, и тянулись к мехам с водой, что привезли с собой.

– У всех ли есть с собой запас воды? – спросил их граф, сам жестоко страдая от жажды.

– Мы взяли каждый по полному меху, – отвечали рыцари.

– Дело в том, что в этой крепости нет воды. Колодец пересох, поэтому здесь давно нет гарнизона.

Ответом было холодное молчание. На лицах рыцарей застыла печать безысходности и укора.

– Я понимаю вас, – сказал Штернберг. – Никому не хочется умирать непонятно за что. Но мы остались здесь, не только чтобы спасти графиню де Ла Мэр, хотя долг каждого рыцаря спасать даму, но и спасти самих себя. На усталых конях мы далеко бы не ускакали, сарацин много больше, и в открытом бою нам не устоять. Здесь же мы можем выдержать их атаку, к тому же нам на помощь идут наши копейщики, а мадам де Ла Мэр и барон пришлют еще кого-нибудь из Дамиетты. Надо только экономить воду.

Франсуа де Мо, Кристабель и их люди мчались в Дамиетту. Когда позади себя они увидели погоню, то барон предложил разделиться. Он с графиней направился несколько севернее, а остальные южнее от дороги, по которой скакали.

С самого начала, как только де Мо увидел Кристабель с Генрихом фон Штернбергом, он понял все. Мосты, что он так искусно наводил к мадам де Ла Мэр, рухнули в пропасть. От той Кристабель, которую барон безумно любил, не осталось ничего. Он был в этом деле не новичок и хорошо знал, как взгляд девушки, если она провела ночь с мужчиной, резко отличается от взгляда на того же мужчину, если между ними нет ничего, кроме поцелуя и нежных слов. Она спала с ним! А барон так любил ее и лелеял надежду, что Кристабель будет принадлежать только ему! Де Мо душили дикая ревность и гнев. Как она могла, такая нежная, наивная, с такими маленькими ручками и ножками, вызывающими умиление, взять и просто переспать с человеком, которого знала всего два дня! Так думал барон. Он убил бы их обоих на месте, будь у него возможность. Казалось – все потеряно. Кристабель вернется в Дамиетту со Штернбергом, и он, де Мо, никак не сможет этому помешать. Но тут на помощь злополучному барону пришли сарацины! Теперь Кристабель только с ним! Пусть Штернберг будет жить в ее памяти героем, пожертвовавшим ради нее жизнью, но Кристабель останется с бароном!

Когда сарацины отстали, поняв, что им не догнать беглецов, Кристабель сказала де Мо, что надо отыскать отряд копейщиков, как просил граф, и сообщить им о запертых в крепости рыцарях. Но барон ничего не захотел слушать. Он ответил, что место, где остановились копейщики, уже далеко позади и возвращаться небезопасно. Когда же Кристабель хотела повернуть обратно одна, он схватил поводья ее лошади и силой увлек за собой.

– Я делаю это ради вас, графиня! Вы можете погибнуть или, еще чего хуже, быть обесчещенной в лапах безбожников. Ваши слуги и мои люди могли наткнуться на этих копейщиков и все им объяснить, пусть даже и жестами!

Был вечер, когда они примчались в Дамиетту. Лошади были на последнем издыхании, когда де Мо и Кристабель спешились у дома. Да и графиня очень устала и еле держалась на ногах, голова кружилась. Барон помог ей подняться в свою комнату. Затем он снял кольчугу, пошел в гостиную и созвал своих людей. Он приказал им собрать всех слуг и воинов Кристабель в одной комнате и сторожить их. Сделать это было просто, ведь почти все люди графини ушли на ее поиски и находились сейчас где-то в пустыне вместе с пехотой Штернберга. Те же конные воины, с кем Кристабель и де Мо, спасаясь от сарацин, поскакали в разные стороны, еще не возвращались.

Барон постучал в дверь Кристабель. Открыла служанка. Графиня переодевалась и хотела потом помыться. Де Мо грубо вытолкнул служанку. Кристабель, стоявшая в одной сорочке, вскрикнула и прижала к себе платье, которое хотела надеть после купания.

– Господин барон! – гневно сказала она. – Что вы себе позволяете! Извольте выйти!

– Я должен с вами поговорить, мадам.

– Это можно сделать и позже! Я собираюсь принять ванну, а потом пойти к вождям крестоносцев просить помощи для графа фон Штернберга и его друзей.

– Не торопитесь. Я отвернусь, а вы пока наденьте платье. Что же до помощи у вождей крестоносцев, то это, право, забавно.

– Что здесь забавного? –