— Да-да. Мы слышали, дай собраться. Это Лондонцам хорошо, у них день в самом разгаре, но мы-то десятый сон видели… Нет, милый, сейчас нельзя обратно в шалаш. Подожди, вот придем на Гадафщину, и там ты ляжешь и немного подремлешь… Имена Майкла, Дикси, ты уже большой мальчик! Тебя уже можно брать охотиться на леопарда, не говоря уж о Гадафщине. Что ты себе думаешь? Я же говорю, ты бы уже и с леопардом справился… Да, Лис, я все понимаю, но Охрана тебя не убьет, если ты дашь малышам несколько минут, чтобы собраться.

«Гаааааар! Гаааааар! Гаааааар!»

— Да, Роджер, держись за меня. Только не шали, хорошо?

И вся наша группа Красных Огней тронулась в путь — Лис, слепой Старый Роджер, Люси Лу, Джейд, все мы, — мимо Иглодревов (которые еще только собирались) и Бруклинцев, по мосту через Слияние Ручьев к Поляне Круга. Я, как обычно, старалась всех приободрить (конечно, вожаком был Лис, но он ничего в этом не смыслил), но на душе у меня было холодно, пусто и темно, потому что я слишком хорошо знала, что увижу, услышу и что должна буду вытерпеть.

На лес опускался туман, теплый, низкий: собирался дождь, как в то Эскренное после сто шестьдесят третьей Гадафщины, когда Джон уничтожил Круг Камней. Тогда я думала, что хуже быть не может. Казалось, все безнадежно испорчено: Джерри, Джефф и другие ребята ушли за Джоном и Тиной, Белла повесилась, как Томми… Но если вспомнить, то понимаешь, что после того Эскренного все было не так уж и плохо, по крайней мере, целое бремя. Да, многие новошерстки ушли из Семьи в Долину Холодной Тропы, мы скучали по ним, и обстановка накалилась. Но тогда мы еще встречались у Кома Лавы и в лесу, виделись с детьми, обменивались новостями и продолжали хоть как-то о них заботиться.

А потом, вскоре после ужасной сто шестьдесят четвертой Гадафщины, этот мерзавец, Диксон Синегорец, ушел в лес с Метом и Джоном Синегорцем, и они больше не вернулись.

Дэвид, разумеется, знал что-то, чего не знали мы, о том, куда они пошли и зачем. Они с группой новошерстков (тогда их еще не называли Охраной, но все к тому шло) поспешили в лес, прихватив копья и дубинки. Вид у них был надменный и злой. Они нашли кости, обглоданные лисицами и звездными птицами, причем, по их словам, по нашу сторону Кома Лавы, — и отправились в лагерь, который Джон с ребятами разбили у прохода в Долину Холодной Тропы. Тех уже и след простыл. Дэвид заявил нам, что все яснее ясного: все ушли во Мрак с Удеем Джоном и Язвой Тиной и там замерзли насмерть. «Мне жаль, что ваши дети погибли, — сказал он, — но разве я не предупреждал, что Джона надо прибить к дереву, как Иисуса? Разве я вам этого не говорил? «Прибить его к дереву, и пусть кожа на нем сгорит», — вот мои собственные слова. А вы ответили, что я слишком суров».

Дэвид повторил это и на сто шестьдесят пятой Гадафщине, и я знала, знала, знала, что он скажет это и теперь, на сто шестьдесят шестой: ребята сгинули в Снежном Мраке, сами виноваты, нечего было идти за Джоном, а мы дураки, что не разделались с ним, пока могли.

* * *

И вот мы снова теснимся на Поляне Круга между деревьями и камнями — новыми камнями (как по мне, они ничуть не похожи на старые), а внутри Круга сидит Каролина — сморщенная, старая и усталая. Рядом с ней — Митч, последний из Старейшин, последний из внуков Джелы и Томми. Митч — слепой, с жиденькими седыми волосенками и бородкой — ощупывает землю вокруг себя, как будто боится, что сейчас провалится в Подземный мир. А по ту сторону Круга скрючилась Секретарь-Ша с куском коры.

«Гаааааар! Гаааааар! Гаааааар!»

Помощники Совета не прекращают трубить в старые рога, потому что самые важные персоны еще не прибыли, а без них собрание не начнется.

«Гаааааар! Гаааааар! Гаааааар!»

«Гар-гар-гар-гар», наконец доносится в ответ, и на поляну на шерстяке, которого за прошедший год приручили специально для него, выезжает Дэвид Красносвет, Глава Охраны, во всем своем безобразии. Дэвид обводит нас свирепым взглядом, а за его спиной — Охрана: тридцать-сорок молодых мужчин, переглядываются и ухмыляются друг другу. На плечах у них — копья черного стекла. Дэвид ведет их за собой вокруг поляны, по краю Круга, чтобы мы все видели, кто тут на самом деле принимает решения: те, кто приходит на Гадафщину, когда им вздумается, а все их ждут и даже не пикнут, на сколько бы они ни опоздали. Вот кто у нас теперь главный, а вовсе не старая Каролина.

Продемонстрировав всем свое превосходство, охрана собирается группой между Кругом и остальными членами Семьи. Двое приспешников помогают Дэвиду слезть с шерстяка. Новоприбывшие садятся на корточки, и Дэвид жестом велит Каролине начинать Гадафщину.

Шея Тома, когда они обрели такую власть? Почему мы им ее отдали? Дэвид рос обычным парнишкой из группы Красных Огней. Я помнила его еще малышом: сама я была новошерстком. Мне он уже тогда не очень-то нравился. Он с детства никого не любил, но все-таки когда-то я о нем заботилась. Нас, мышерылов, частенько обижают, поэтому нам приходится друг друга защищать. Я и не ожидала, что из него выйдет что-то путное, и оказалась права. Дэвид вырос мрачным, завистливым и злым на язык. Но угрюмый нрав и сарказм — это одно, Дэвид же оказался законченным негодяем. Кто бы мог подумать, что до такого дойдет?

Настало время пересчета. Вожаки выходили вперед и сообщали, сколько человек из их группы уже здесь, сколько сейчас заняты охотой или собирательством, и так далее, и тому подобное, а Секретарь-Ша трясущейся рукой записывала эти цифры, хотя уже почти ничего не видела. Потом мы ждали, пока сложат числа разных групп и получат общее количество человек в Семье. Вся эта тягомотина длилась немыслимо долго, как всегда. Член Гарри, неужели так трудно сложить числа восьми групп? Младенцы плакали. Новошерстки переглядывались.

Наконец поднялась Каролина.

— В Семье пятьсот восемьдесят один человек, — объявила она, — больше чем прежде!

Моего умницы Джеффа в этом списке не было. И моего Джерри, и Дженни Красносвет, и Джона. Они перестали быть частью Семьи. И все равно, даже без них Семья увеличилась. Как будто они вообще ничего не значили: есть ли они, нет ли — никакой разницы.

Каролина прокричала цифры в ухо старому Митчу. Его подняли на ноги, и он дрожащим голосом принялся «фпоминать» то да се, и как с неба спустилась большая круглая лодка, и как раньше, во времена его детства, было всего тридцать человек, всего тридцать в целом мире.

Предполагалось, что мы должны испытывать восторг или хотя бы жалость к тем тридцати, потому что им удалось выжить, хотя их было так мало. Но с Джоном во Мрак ушло и того меньше, всего-то двадцать человек.

«Откуда Дэвиду знать, что они погибли?» — думала я. Откуда ему это знать? Джон верил, что можно пересечь Мрак, иначе не повел бы туда ребят, и кто скажет, что он ошибался? Он далеко не дурак. Он придумал, как сшить теплые обмотки. А мой Джефф научился объезжать шерстяков. (Дэвид до этого бы сроду не додумался, никогда, проживи он хоть тысячу бремен, хотя с удовольствием украл идею у Джеффа.) Так кто же осмелится утверждать, что они не добрались до другого конца Мрака?