Но как коллеги предлагали вести дела, мне вот ни капельки не понравилось. Лихорадочно подготавливаемый капитанами подсыл парламентеров (спохватились они слишком поздно) с предложениями тайного договорняка перспективами никого не вдохновлял. На «а что делать будем, если барон после разгрома графа договоренности о выпуске рот с оружием и знаменами не выполнит?» мне даже особенно не возражали, все и так понимали, что всё в замысле висит на соплях. Короче говоря, поступившее от меня предложение нагло прорываться гуситским вагенбургом вызвало большое внимание. Не в последнюю очередь потому, что на подготавливаемые «Вепрями» аналоги боевых возов воинов Жижки все, кому надо, внимание уже обратили. Собственно, как бы не основную часть встречи мы «войну боевых возов» и обсуждали. Идея легла на загодя подготовленную почву, все присутствующие имели достаточно боевого опыта, чтобы ее оценить. Однако вариант заключения тайного договора с осаждающими также отринут не был, что в принципе тоже было понятно – слишком крупные ставки, чтобы складывать все яйца в одну корзину. Да и банальное людское самолюбие забывать тоже было нельзя. Однако лишнюю толику авторитета я все же нажил, пусть настроение от этого особенно и не поправилось.

* * *

Айлин, за последние дни прочно взявшая слуг ротных комитов в свой крепкий кулачок, встретила нас недовольным взглядом. «Опять нажрались, суки!» – было прямо написано на этом прекрасном лице крупными буквами и готическим шрифтом.

– Ужинать не будем, мы сыты, – как будто бы ничуть не заметил я недовольного вида рыжеволосой красавицы. – Я думаю помыться и спать. Ты как?

В одной постели мы очутились не сказать, чтобы нечаянно для обоих, но под влиянием взрыва гормонов и момента определенно. Пару дней после сражения ни мне, ни этой самоназначенной ротной врачихе было не то чтобы не до секса, но даже и до практически платонических сексуальных домогательств. Так, разве что переговорить за жизнь, рассказать анекдот, причем необязательно даже пошлый, и при случае ввернуть шутку. Это потом, когда значительная часть совершенно не оставляющих свободного времени забот с нас естественным образом свалилась, все случилось как-то само собой.

Глубоким вечером мы сидели на речном берегу, и отблески костра играли в ее глазах и волосах. Боу давно ушел, чтобы не мешать нам, мы рассказывали друг другу что-то банальное и пустое, что только может рассказать мужчина женщине и женщина мужчине в подобной ситуации, пили вино, заедая шашлыком, шутили и смеялись, старательно обходя могущие испортить вечер темы, пока в один прекрасный момент наши глаза не встретились и, взявшись за руки мы просто не пошли в лагерь, проснувшись утром в объятьях друг друга.

А когда я вышел из палатки, меня встретил как будто заранее поджидавший снаружи Койер, что метнул нахальный взгляд внутрь и, прежде чем я успел разозлиться, растянул рожу в доброжелательной улыбке, а потом довольно-таки фамильярно для пропасти между сословиями и нашего служебного положения поздравил:

– Рад за вас, ваша милость. Не испугаюсь сказать, что прекраснейшая, достойнейшая женщина! – И ушел, оставив меня в некотором раздрае, как на подобное поздравление от него реагировать.

Боу не сказал ничего, разве что, отметив усталый вид и тени под глазами подруги, подмигнул и одарил короткой кривой усмешкой. Лойх еще не вставал, так что его первую реакцию я пропустил. Слуг новость, что мы наконец спутались, тоже нисколько не удивила. Слепых там не было, и к чему всё идет, все видели прекрасно. Обе служанки, глядя на нас, млели, улыбались и романтично вздыхали. Мнение солдат никого не интересовало. Покойного фера ан Дреса тоже не вспоминал никто.

Короче сказать, всё шло слишком уж хорошо, чтобы продлиться долго.

– Рассказывай! – Мягонько начала брать быка за рога женщина сразу же, как мы оказались одни и в темноте. А чтобы у меня не возникло даже мысли о возможном сопротивлении, дополнила вопрос своими остренькими коготочками, скребущими по груди в неприкрытой угрозе, дай повод, сразу вырвать мужику сердце.

– Нечего рассказывать, Айя. Как плавали в дерьме, так и не выбрались.

– Фу!

– Уж прости подлеца, но из песни слова не выкинешь.

Женские когти больно щипнули меня за бок.

– Еще раз фу!

Я засмеялся.

– Пытаемся что-то придумать, но тут, извини, повязан клятвой. Да и рано ещё о чем-то говорить.

Аргументация допрашиваемого была осмыслена и снисходительно признана обоснованной. Раскрыть скрытую клятвой тайну только ей одной и на ушко от меня не потребовали. Золотая женщина! И не только в смысле цвета волос.

– Я тут днём посамоуправничала немножко, – делано виноватым тоном начала «Золотая женщина», как будто прочитав чужие размышления, – про гербы баронских войск кое-кого немножечко порасспросила…

– Узнала что-то полезное?

– Да. Если правильно герб описали, мои родичи там есть. – В голосе появилась тень напряжения.

– Если у тебя с родными все прекрасно, то это хорошо, Айя. Это очень хорошо.

– Правда?

– Мы в заднице, Айлин. Барон уже сейчас набрал войск вдвое больше нашего, и я бы на его месте уже шел на штурм. Граф, пожалуй, одними переговорами очередное сражение затягивает. Мне тебе рассказать, что в этом лагере будет твориться, когда опьяненная кровью солдатня в него ворвется?

– Но вам ведь можно капитулировать? Официалы избиения сдавшихся ведь не допустят?

– Чтобы все, кто при деньгах, отправились в подвал ждать выкупа, а безденежных по роспуску в лесах ловили, вешали и избивали как диких зверей?

– А какое тебе дело до всех?

– Прямое, Айя. Самое что ни на есть прямое. Я вообще-то исполняю обязанности капитана «Вепрей», и заботиться о моих людях мой прямой долг. Да и у меня самого денег на выкуп тоже нет. Мое будущее при сдаче весьма даже предсказуемо – либо тюрьма в подвале, пока в камере не сгнию, либо игра на выживание по местным лесам, чтобы на суку не очутиться. Мы полбаронства пожгли, нам абсолютно все обязательно мстить будут.

– Но ведь можно что-то придумать? Хотя бы по нам?

– Наверняка. – Пожал плечами я.

Женщина о чём-то задумалась, продолжая нежно водить пальчиками по моей груди, пока я, не выдержав этой пытки, не привлек ее к себе, и нам обоим стало не до оставленных за полотнищем палатки проблем. Про обычаи депиляции у альвов я ее, кстати сказать, так и не спросил. Каждый раз становилось как-то не до этого…

* * *

Утро началось со скандала. Нет, не в моей палатке и даже не рядом с ней, а в графском шатре. Участники заговора дружно наехали на нанимателя с позарез всем интересным вопросом: «Деньги давай!». Конфликт по вопросам оплаты ожидался в любом случае, но сегодняшним утром он был нам нужен как хлеб и воздух – готовящегося нас предать графа требовалось отвлечь поднятой склокой пылью от наших собственных приготовлений. Как всем известно, темнее всего бывает под пламенем свечи. Да и вероятность сшибить какую-никакую деньгу я бы оценил весьма высоко. Чтобы пустить наемные роты на убой, их ведь надо как минимум из лагеря вывести? Без нашего участия ядру войска запросто можно и вовсе не прорваться, да и вопрос предаваемой пехоты: «Куда это вы, люди графа, без нас грешных собрались?», даже не выйдя за линию укреплений, может стать весьма так даже острым. Во всех смыслах.