карту со всеми валютами мира. Он был романтиком, но не дураком. Он путешествовал среди бедняков, ища их мудрости, надеясь найти в их обществе смысл и единство, которые так и не познал в трех башнях. Он жил с мертвыми в их постоянно расширяющихся мертвых городах-некровилях, чтобы увидеть в зеркале их чуждости свою собственную человечность. Он отправился на край света, чтобы посетить мистиков и духовные сообщества, которые доказали бы ему, что в человеке есть нечто большее, чем молекулярный материализм философии его отца. Он вставал с рассветом, чтобы поклониться великим деревьям, он ухаживал за рыбой под многогранными стеклянными крышами тайного ордена биосферистов, он вводил себя в экстази-транс фетишистов Укуромбе, живущих у корней разлагающегося аркосанти, который раньше назывался Майами, он резал плоть и делился кровью с братьями с равнин, он поплыл вместе с тюленьим народом Милапа по тропе заката к месту, где пели большие киты.

Десять лет он скитался по земному шару, а в первый день одиннадцатого года вернулся в башню отца. Его отец сделался старше, мрачнее, худее; рядом с ним была женщина, намного моложе, его новая жена. У нее взгляд, слишком хорошо знакомый сыну: не сегодня, не завтра, но когда-нибудь она уйдет от мужа.

– Привет, – сказал сын. – Я вернулся.

– Пообещай мне одну вещь, – попросил отец. – Пообещай, что больше не бросишь меня.

– Обещаю, – согласился сын.

Человек в башне стал лепить из него короля.

Отец не верил в незаслуженное вознаграждение, поэтому сын проходил стажировку во всех подразделениях и отделах, которые однажды должны были перейти под его контроль. Он учился быстро, без устали, всеобъемлюще – он был хорошим учеником. Время, проведенное в разлуке, углубило его, закалило, сделало сообразительным и мудрым. Отец подготовил документы для передачи сыну контроля над половиной корпорады.

А потом наступило раннее сентябрьское утро, когда Джоди-Линн Капекни потеряла управление на скоростной полосе шоссе Пасадена, по дороге на юг. Автомобиль врезался в разделитель по центру на скорости сто пятьдесят, кувыркнулся на полосу, ведущую на север, и взорвался возле съезда номер двенадцать. Огненный шар зацепил пять транспортных средств. Двенадцать человек погибли в огне. Среди них был Квебек Теслер, очевидный и единственный наследник «Теслер-Танос»; самой могущественной корпорады на земле.

Девять месяцев он пролежал в гробнице, пока мир оплакивал смерть прекрасного принца, и в первый день десятого месяца был воскрешен благодаря власти отца. Он вышел из вод воскрешения, но увидел не златое сияние башен, принадлежавших ему по праву крови, а тусклое желтое биолюминесцентное свечение Дома смерти. Его приветствовали не родители и друзья, а суровые мертвячки в белом трауре.

– Где мое королевство? – спросил Квебек. – Где мои сотрудники, мой секретариат, мои друзья? Где мой отец?

Он узнал, как низко пал. Ему обещали полмира, а теперь он был ничем, никем, нигде, не существовал как человек и личность. Его владения, составлявшие половину империи, съежились до квадрата улиц пятьдесят на пятьдесят, где были только тесные, вонючие, шумные трущобы. Он был первенцем Адама Теслера, а стал мертвецом.

Новая семья, посвятившая его в тайны загробной жизни, предупредила: лучше всего забыть о тех, кто остался по ту сторону. И все-таки он вернулся к золотым вратам у подножия замка и приказал им открыться. Он добрался до нижнего торгового центра, прежде чем воины его арестовали.

Они отвели его в отцовский тронный зал, где сам Адам Теслер – справа от него развернул хвост-веер павлин, слева блистал зеленью и золотом тектозавр – заявил, что невзирая на личные желания, его руки связаны законом, который гласит, что мертвых не существует.

Даже его собственного сына?

Даже его собственного сына.

По лицу отца он видел, что дело не только в законе и прецеденте. Дело в окончательном отказе от надежды и любви.

– Ты сказал, что не бросишь меня, – проговорил его отец. – Ты солгал.

– Вы были правы, – признался сын своим наставникам и проводникам. – Мне не следовало возвращаться.

– Все пройдет, – пообещали они. – Все покажется долгим и запутанным сном, и ты постепенно пробудишься.

Как до того он погрузился в подготовку к управлению корпорадой, а еще раньше – в изучение огромного мира, обездоленный сын теперь с головой ушел в работу по освобождению мертвецов. Мертвые друзья сказали ему полуправду: прежняя жизнь действительно потускнела, но память о том, как несправедливо с ним поступили, не собиралась умирать, набирая силу с каждым проступком и несправедливостью, которые он видел в этом новом мире, и в конце концов она стала чем-то большим, чем праведный гнев. Она превратилась в ярость.

Отец говорил, что коды доступа такая же часть его тела, как и кожа: идентификаторы были связаны с его ДНК. Однажды ночью он пришел в башню. На бесшумных крыльях опустился на балкон девяносто девятого уровня. Сигнализация капитулировала. Двери открылись. Он шел по темным комнатам, открывая шкафы, которые оказались пустыми, если не считать нескольких отцовских костюмов, строгих и старомодных. Как он всегда подозревал, вторая жена ушла от Адама Теслера. Мясо было непостоянным, мясо было хрупким. Мясо было тщеславным и недолговечным. Он постоял возле отцовской спальни, рассматривая спящего. Смерть – дело нетрудное, всего-то и надо, что сломать несколько хрупких позвонков. Он закрыл дверь и прошел мимо, привлеченный светом и тихими голосами в конце коридора. Прячась в тенях, заглянул в щель. Молодая женщина сидела на полу, спиной к входу, и играла с трехлетним мальчиком. Через некоторое время она встала, подняла ребенка, уложила его в постель и включила карусель с игрушками над кроваткой. Изгнанный сын сбежал из детской, сбежал из пентхауса, сбежал из высокого замка. Когда высоко в небе засиял рассветный небесный знак, он отправился в Дом смерти и попросил контракт, который отправил бы его как можно дальше от дома Адама Теслера – контракт на Ночную вахту на задворках Солнечной системы.

– Ты должен был его убить. – Некоторые эмоции слишком сильны, чтобы их можно было выразить внешне. Оцепенение. Туссен ощутил лишь оцепенение. – Тебе следовало свернуть этому ублюдку шею, пока он спал. Как ты, должно быть, ненавидишь меня.

– Почему ты так говоришь? – спросил Квебек.

– Ты поступил со мной вот так. Рассказал мне все это. Это не моя вина, я не просил родиться, не говоря уже о том, чтобы родиться таким, какой я есть; я тоже отверг его. Я ушел, как и ты, я не хочу того, что он может мне предложить. Я тебе не враг.

– Квебек, – позвал Хуэнь/Тешейра.

Квебек поднял руку: «Позже».

– Я знаю. Я искал тебя не для того, чтобы сделать своим врагом. Я не ненавижу тебя. Мы